Багровое


- Ну как, ничего не вспомнил? – такие взгляды – полные боли, но упрямые – Беллу приводят в бешенство. Она вновь наводит палочку на скорчившегося в заиндевелой траве аврора. – Подумай-ка ещё…
- Хватит, Белл, - на плечо ей ложится узкая ладонь в чёрной перчатке. – Он ничего не знает.
Одинаковые чёрные мантии, одинаковые белые маски – и сложно найти людей более разных.
- Ты прав… - Беллатрикс презрительно щурит сверкающие злым блеском глаза. – Пора с ним заканчивать.
- Стой. – Родольфус Лестрейндж сжимает её запястье и заставляет отвести руку.
В глазах аврора отражается вспышка, но она не зелёного цвета. Заклинание Забвения на несколько мгновений выводит его из строя, а когда он приходит в себя, перед ним уже никого нет.

- Почему ты постоянно мне мешаешь, Руди? – разъярённой кошкой шипит Белла, сбрасывая маску в Зелёной Гостиной Лестрейндж-холла. – Ты всё сбиваешь! Хватит контролировать меня, ты, в конце концов, не мой Наставник!
- Я твой муж, - ровно отвечает Родольфус, откидывая капюшон, - и буду контролировать тебя столько, сколько сочту нужным.
- Ах так!.. – она не находит, что на это возразить. – Но какого дьявола, скажи мне, ты оставил его в живых?!
Белла-Белла, белладонна, ядовитый цветок, звезда, режущая руки – чёрные локоны рассыпаны по спине, два прозрачно-алых рубина в мочках – капельками крови. Какого дьявола, скажи мне, ты стала столь безжалостной убийцей?
Рваные тучи движутся по небу с неимоверной скоростью, открывая кое-где клочки ясно-голубого неба, и лучи показавшегося ненадолго солнца сотнями крошечных радуг высвечивают иней, покрывающий мёртвые затвердевшие стебли.
- Когда ты убиваешь человека, - на ярком свете зрачки Руди кажутся вертикальными, - ты обрываешь нити, через которые он питал мир. И мир ещё никого не гладил за такое по головке.
- Ерунда! – фыркает миссис Лестрейндж. – Некоторые нити должны быть оборваны. Или ты считаешь, что знаешь обо всём этом лучше Тёмного Лорда?
- Ни в коем случае. Разумеется, я за это перед ним отвечу.
Белле от этих слов становится не по себе. Вы идеальны, милорд, думает она, поэтому Вы никак не можете извинить своим слугам человеческих слабостей. А Руди, Вы же знаете, он чёртов гуманист, ну что с него взять…
Присмирев, она по-детски дёргает его за рукав.
- Ну ладно тебе. Нашёл из-за чего ссориться, из-за аврора.
Салазар всемогущий, вздыхает про себя Родольфус, устало опуская тёмно-рыжие ресницы. Что это за женщина.


Ватное небо приглушает все звуки, устанавливая тишину, словно диктатуру. Снежинки на полдороге теряют свои острые очертания и падают на землю классическим, вгоняющим в тоску дождём: размеренность, с которой кто-то наверху превращает окружающий поместье парк в болото, не может вызвать других эмоций.
- Добрый вечер, мисс Корд! – весело приветствует ученицу Долохов, едва не сшибив дверью несчастного Бертрана. – Не желаете ли партию в покер?
Его жизнерадостность противоречит самой природе. Джой Корд, подозрительно взглянув на учителя, хмурится и спрыгивает с подоконника.
- Какой ещё покер? С кем вы опять не поладили?
- Он первый начал, - тут же легкомысленно открещивается Антонин. – Кстати, что это, у меня на лице написано, что я с кем-то не поладил?
Девчонка удивляется ещё больше.
- Учитель, вы… ничего необычного в себе не замечаете?
Алмазный британец непонимающе смотрит на неё чёрными в светлых ободках глазами.
- Нет, - мирно пожимает плечами он, - а что, должен?
- Как бы вам сказать… вообще-то, вы истекаете кровью.
Долохов недоуменно прослеживает направление её взгляда и трогает пальцами расползшееся по жемчужно-серой ткани пятно.
- Странно. Когда он успел…
- Странно не то, что он успел, а то, что вы не чувствуете боли, - возражает Джой, сосредоточенно расстёгивая на нём пиджак.
- Руки, ангел мой, руки! – Антонин ласково, но непреклонно отстраняет её от себя. – Пропустим сцену милосердия к раненым, хорошо?
Девчонка отступает, почему-то чувствуя себя пристыженной – словно она совершила что-то нелепое и неприличное.
Алмазный британец отстранённо изучает кровоточащую рану на боку. В отличие от ученицы, причина своей нечувствительности ему кристально ясна, и это основательно портит ему настроение.
- Я могу воспользоваться ванной и бинтами, которые там пылятся?
- С каких пор вы спрашиваете у меня разрешения? – пожимает плечами Джой Корд.

Долохов возвращается, на ходу сводя заклинанием кровь с рубашки; судя по меловой бледности и прикушенной губе, его болевой порог поднялся на своё законное место.
- Ну и куда вы собрались? – не выдерживает Джой, глядя, как учитель, морщась, застёгивает пиджак.
- В детстве, мисс Корд, у меня была книжка про индейцев, - серьёзно откликается Антонин, - с красивыми картинками. Но не это важно. Мне понравилась там одна вещь – когда приходит время умирать, индейцы уходят подальше в лес и умирают в покое и одиночестве. Я считаю, что это очень удобно применительно не только к смерти, но и к другим неприятным ситуациям, когда ты не представляешь собой ничего полезного. Не скучайте. Я вернусь, как только соображу, что это было за заклятье, и надо ли с ним что-то делать.
Слизеринка представляет себе его продавленный диван и вздувшийся от сырости пол и брезгливо передёргивает плечами.
- Тоже мне, индеец. Оставайтесь. Я и не подумаю вас жалеть.
- Что, и стакан воды не подадите? – алмазный британец кривит в усмешке побелевшие губы.
- Ни за что на свете, - клятвенно заверяет девчонка.
Долохов опускается в кресло и блаженно закрывает глаза.
- Моя золотая девочка, - выговаривает он, - и почему я раньше не замечал, что вы настоящее чудо?
- Видимо, раньше морфия было меньше, - мрачно.

Нити дождя прочно связали небо и землю, превратив мир в огромную арфу, на которой вряд ли сумеет сыграть кто-то, кроме стылого ветра. Тише, эти серебристые переборы почти слышны, они отзываются в кончиках пальцев лёгким покалыванием и очищают от всего мелкого и грязного.
Джой Корд по рассеянности обмакивает перо в чашку, и, чертыхнувшись, смотрит, как в чае с молоком расплываются чернила.
- Не сквернословьте, - сквозь зубы пеняет ей учитель, очнувшись от тяжёлых мыслей.
Решение даётся ему с трудом, но, приняв его, алмазный британец не колеблется более ни секунды, и продолговатый бархатный футляр аккуратно ложится на стол рядом с лампой.
- Спрячьте это куда-нибудь, - отвечает Антонин на вопросительный взгляд слизеринки, - и защитите от поискового заклинания на всякий случай.
О Мерлин, думает Джой. Почему этот человек вечно создаёт себе трудности? Именно теперь, когда он слился цветом лица со своей рубашкой, ему стало жизненно необходимо ещё с неделю наслаждаться ломкой, чтобы доказать себе, что да, у него по-прежнему самая сильная воля в округе.
Но вслух она, конечно, ничего этого не говорит, а только спрашивает:
- Когда вернуть?
- Когда наступит экстренная ситуация. Например, если я начну вас пытать.
Девчонка внутренне содрогается.
- Вы что, шутите так? – без особой надежды интересуется она.
Долохов вздыхает, понимая, что объяснения неизбежны.
- Я завязываю, ангел мой. Конечно, надо бы всё уничтожить, но дело в том, что я не знаю, насколько сложен будет процесс. Так вот, на тот случай, если он окажется слишком сложным, я прошу вас – сохраните.
Прядь волос падает ему на лицо, но он не убирает её назад привычно-раздражённым жестом; его пальцы судорожно сжимают подлокотник.
В светло-карих глазищах Джой – нескрываемое изумление.
- Но почему именно сейчас?
Антонин игнорирует вопрос. Он совсем не расположен к откровениям, особенно - к откровениям, подрывающим его репутацию человека, которому все наркотики мира не могут нанести ни малейшего вреда.
А ведь раньше такого никогда не было. Да в каком состоянии надо быть, чтобы не заметить, что тебя ранили?.. Но этим начисто лишённым силы Лестрейнджам не понять, в какое бешенство может привести одна мысль о том, что ты стал слабее, чем был. Не стоит и пытаться объяснить.
- Вы долго соображаете с заклятьем, учитель. У вас опять рубашка в крови. Может, я Руди позову? Он понимает в ранах…
- Сам разберусь, - резко обрывает ученицу Долохов.
- Ну и пожалуйста, - девчонка обиженно отворачивается к окну.
- И да. Меня раздражают ваши инцестуальные наклонности.
Джой Корд, минуту назад подумавшая было, что, возможно, алмазный британец – ещё не совсем потерянный человек, беспощадно отметает эту прекрасную фантазию.
Серые линии дождя сливаются с серым светом. В эти дни темнеть начинает безнадёжно быстро.