Свинцовое


- Гедеон, сколько можно дрыхнуть? – кричит Фабиан Прюэтт, для верности потыкав черенком швабры в потолок. – Я съем твой завтрак, и мне не будет стыдно, вот ни капельки!
- Да встаю я, встаю! – мученическим голосом отзывается сверху брат. – Не притрагивайся к моей трапезе, шантажист!
Фабиан весело фыркает – любит же братец обзывать яичницу всякими громкими словами…
Зимнее солнце светит ликующе ярко, вспыхивая золотыми всполохами на медных боках чайника, и Прюэтт-младший жмурится, смешно морща веснушчатый нос.
- Гедеон, ты сейчас дождёшься водных процедур!
За этим последним китайским предупреждением следует шум – но не из комнаты наверху, а откуда-то со стороны прихожей. Странно.
- Это ещё что… - бормочет Фабиан, выходя из кухни и на ходу нашаривая палочку.
Он успевает заметить дверь, слетевшую с петель, две фигуры в чёрном… и фиолетовый свет.
Потом – ощущение, что его вспарывают тупым ножом, медленно и садистски. И темнота.

- Ах, что же это я, - спохватывается Антонин Долохов, глядя на бесчувственное тело. – Теперь с ним и не поболтать. Жуткая штука эти рефлексы, мисс Корд. Так, подождите здесь и не путайтесь у меня под ногами. Где это наш второй клиент затаился…
Джой молчит, и маска скрывает выражение её лица. Он смотрит, как алмазный британец поднимается по длинной крутой лестнице, как на глазах исчезает ленивая развязность его движений, как он весь подбирается, словно кошка перед прыжком.
«Подождите здесь и не путайтесь у меня под ногами». Я ему тут абсолютно не нужна, и, тем не менее, он притащил меня с собой, не выслушав моих тщательно приготовленных отговорок. Хочет, чтобы я смотрела, чтобы привыкала. Чуть-чуть отошёл от своей ломки и с новой силой принялся ломать меня…
Слизеринка опускается на корточки рядом с Фабианом, берёт его запястье, нащупывает пульс. Живой. Это заклинание Долохов никогда не произносит вслух; однажды он обмолвился, что, если использовать его вербально, то эффект может получиться как от главного Непростительного.
Живой… девчонка помнит его, он на четыре года её старше, учился на Гриффиндоре. Из списка «нежелательных родственников» Беллы…
- Enervate, - шепчет Джой, пытаясь не обращать внимания на вскрик наверху.
Фабиан остаётся бессознательным. Дурмстрангские штучки…
Антонин выволакивает связанного заклятьем по рукам и ногам Гедеона на лестничную площадку.
- Вот она, - говорит он, указывая на ученицу, - спрятала где-то весь запас моей доброты, поэтому на снисходительность можешь не рассчитывать.
- Фабиан, - беззвучно выговаривает разбитыми губами Прюэтт-старший, глядя мимо слизеринки. Он полуодет и растрёпан, видимо, только с постели.
- Жив, - с готовностью рапортует алмазный британец. – Возможно, будет жить ещё долго, если ты согласишься дать мне интервью.
Гедеон дёргается, и, не удержав равновесия, валится на пол.
- Ну не переживай ты так, - утешает его Долохов.
- Ты ведь не отпустишь его, подонок, - задыхаясь, выговаривает Прюэтт; в его карих глазах застывает отчаянное выражение.
- Зачем так категорично? Надежда есть всегда.
- Пошёл ты…
- Ну вот! – искренне огорчается Антонин. – А если Круциатус?
- Валяй. Я тебе ничего не скажу.
Злонасмешник серьёзнеет.
- Верю. Но всё же, на всякий случай… Crucio.
Гедеон выгибается дугой, извиваясь в тисках всепроникающей боли, сначала молча и пытаясь сдерживать рвущий лёгкие крик, потом – уже не имея сил заботиться о своей репутации.
Девчонка судорожно сжимает руки.
- Учитель, хватит!
Долохов опускает палочку и молча ждёт, когда аврор более или менее придёт в себя.
- И снова здравствуй, - сдержанно говорит он, когда взгляд Прюэтта-старшего принимает осмысленное выражение. – Теперь для приличия мне всё же стоит задать вопросы. Их два, они простые… ну и после того, как ты, очевидно, снова не захочешь отвечать, мне придётся записать тебя на повторный сеанс.
- Учитель…
- В сестру милосердия, ангел мой, будем играть дома. Итак, Гедеон, вопрос первый…
Гедеон со стоном приподнимается, и, прежде чем Антонин успевает понять, что он хочет сделать, отталкивается от перил и неловко, даже не пытаясь сгруппироваться, скатывается по лестнице.
С последней ступени на пол он падает лицом вниз и больше не двигается. Рука его неестественно вывернута.
Долохов вздыхает, снимает маску и устало спускается следом за Прюэттом.
- Повезло, - констатирует он, перевернув аврора на спину. – Сломал шею. Я не вполне понял – это был страх перед болью или желание мне досадить?.. Ладно, в любом случае, нам пора идти… вот только закончим здесь.
- Он ничего не видел. Необязательно…
- Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Понимаете, мисс Корд, в этом всё дело. Мы убиваем их, они убивают нас. Останавливаться смерти подобно.
Он отодвигает ученицу в сторону и, наставив палочку на Фабиана Прюэтта, произносит два слова.
В вихрастых рыжих волосах болезненно вспыхивает зелёный блик.

- Девочка моя, видите ли, мне очень затруднительно каждый раз вдохновенно описывать Тёмному Лорду вашу боевую несостоятельность. Считайте, что сегодняшнее было моральной подготовкой. В следующий раз ваше участие наблюдением не ограничится.
- В прошлый раз, - невпопад откликается Джой, - когда вы убили аврора, он был готов, он с вами дрался… сегодня вы фактически убили безоружных, Долохов.
- Ну, именно поэтому я и пошёл к ним фактически один, - он пожимает плечами, останавливается и берёт слизеринку за плечи. – Вы меня слышали, мисс Корд? Разумеется, в меру своих возможностей я буду держать вас подальше от операций, но при форс-мажорных обстоятельствах, или когда не будет хватать людей… будьте готовы.
- Ну да, - рассеянно. – Вы, пожалуйста, идите сегодня к себе. Мне надо побыть одной.
- А мне надо проследить, чтобы вы в одиночестве не надумали чего-нибудь в вашем стиле, - алмазный британец слегка хмурится. - Увы, мой ангел, я снова остаюсь.
Амадео, думает слизеринка. Амадео, Амадео, Амадео…


Высокий, прямой, жилистый старик с молодыми синими глазами выпускает голубей и ещё долго смотрит, как их белоснежная стая кружит в низком свинцовом небе. Снеговые тучи с рваными краями, гонимые ветром, сиротливо бегут на восток, повергая всё на своём пути в беспричинное мучительное беспокойство; зимняя Англия, бесснежная, тоскливая и пронзительная – хоть вешайся, хоть уезжай в жаркие страны…
Диоген Веллингтон невесело усмехается и качает головой, глядя, как птицы, сделав ещё один круг, опускаются на своё излюбленное дерево.
- Пора, дед. Опоздаешь на корабль.
- Никогда не думал, что доживу до такого: собственный внук выставляет меня из дома, - он оборачивается к стоящему с чемоданами в руках Амадео.
- Дед, не начинай, - устало просит бывший префект.
- Нет, я уж скажу ещё разок. Ты своей дурацкой прихотью лишил семью родины, парень. Может быть, малышка Эми сюда ещё вернётся. Если сильно повезёт, то родители твои тоже. А вот я-то, старик, наверняка помру на чужбине…
- Прости, что прерываю твой неутешительный прогноз, но уж ты-то точно нас всех переживёшь.
- Ах ты бессердечный мальчишка, - без особой горечи, даже, скорее, с одобрением хмыкает Диоген. – Я же говорил, что эта слизеринка тебя до добра не доведёт.
- Что-то я не слышу в твоём голосе надлежащего осуждения, - замечает Веллингтон-младший. Поняв, что так просто от деда не отделаться, он ставит чемоданы на землю и закуривает. – И потом, не вижу тут ничего дурного. Именно что – добро.
- Добро – это когда мы живём здесь, никого не трогаем, и никто не трогает нас! – повышает голос старик. – А что теперь?!
- А теперь вы пару лет поживёте на Корфу, - невозмутимо отвечает Амадео. – Эми уже присылает хвалебные отзывы об острове, так что не надо возводить всё в ранг гомеровской трагедии.
- С тобой бесполезно разговаривать, - надменно подытоживает Диоген и отворачивается, вновь вернувшись взглядом к воркующим на ветках голубям.
- По-прежнему не слышу надлежащего осуждения, - слегка улыбается наследник леди Ровены, выпуская в воздух колечки сизого дыма, которые сразу развеивает ветер.
- Молчи, раз такой умный, - сварливо отзывается Веллингтон-старший.
Его внук пожимает плечами и покладисто молчит.
Диоген изо всех сил пытается довести роль до конца, но всё-таки не выдерживает:
- Ладно. Вообще-то я действительно даже рад, что ты, наконец, показал, что ты не сухарь, а нормальный человек с нормальными юношескими безумствами. Я уж совсем потерял на это надежду.
- Безумствами? – Амадео удивлённо поднимает брови. – По-моему, всё вполне разумно.
- О да, безусловно, - ухмыляется старик. – Вообще-то, парень, будь моя воля, я никуда бы не поехал, и на твои запугивания наплевал бы с высокой колокольни.
- Знаю.
- Тебе повезло, что у тебя есть сестра, которую я считаю своим долгом воспитывать, поскольку родители у тебя бестолковые.
- Конечно. Ты один у нас в семье толковый, - поддакивает бывший префект.
- Тебя кто учил над старшими насмехаться, а? – грозно осведомляется Диоген, оборачиваясь с намерением закатить внуку хороший подзатыльник.
- Ты, дед, ты, - вздохнув, он аккуратно уничтожает заклинанием окурок и вновь поднимает чемоданы. – Всё, времени в обрез. Пойдём.
Диоген Веллингтон кидает последний взгляд на дом, белый, строгий и торжественный на фоне стремительно движущихся туч, и, коротко кивнув, аппарирует вслед за Амадео.