Ради ребенка, что исчез навсегда
Теперь звучит эта музыка, что все еще жаждет
То сердце, которого у меня никогда не будет
ТЕМНЫЕ ИГРЫ В СТРАСТЬ
(DARK PASSION PLAY) – 2007
Nightwish
Утро для Джини слилось с днём и превратилось в Ад. Бессознательное состояние, наступившее следом за слезами после «первой брачной ночи», длилось неизвестно сколько, и Джини очнулась разметавшейся по постели. Каждое движение отдавалось болью и невыносимым ощущением чего-то лишнего в себе.
Преодолевая боль и усталость и умывая себя слезами срама и смущения, девушка свернулась комочком на развороченной постели. Ощущения не проходили, она просто чувствовала то же самое, что в момент соития, ощущение наполнения. Голова раскалывалась, сильно давило сердце и слёзы текли по щекам.
«Бедная девочка», сквозь лёгкий сон, который наступил после утреннего пробуждения, Джини слышала какой-то голос, женский тихий голос, «тебе всё равно нужно проснуться, моя дорогая, встать». Джини подумала сквозь сон, что это была галлюцинация воспалённого сознания. «Если ты не встанешь, то не успеешь привести себя в порядок даже к обеду, моя дорогая, и будешь плохо выглядеть», не унималась галлюцинация.
- Госпожа, – Джини широко открыла глаза, – госпожа, вам нужно вставать. – Джини поняла, что лежит спиной к говорившей горничной. Очень медленно, чтобы не растревожить затихшую боль, девушка повернулась лицом к горничной.
- Оставьте меня, прошу вас, – прошептала Джини, и легла на подушку.
- Умоляю вас, госпожа Малфой, – девушка держала в руках белый кружевной халатик, – вас ждут к обеду, через час в большой столовой. – Джини подняла голову опять и посмотрела на горничную. Вчера она не обратила внимания на то, кто её одевал. А сейчас перед ней стояла девочка лет 15-16, в форменном платье и белом крахмальном переднике. Напуганные глаза бегали по полу.
- Хорошо… - едва разжимая покусанные распухшие губы, медленно она вытянула ноги и села на мягкой перине. Боль тут же обожгла промежность, Джини закусила губу, встала, и, пошатнувшись, схватилась за прикроватный столик. Горничная накинула ей на плечи халатик. Джини не видела выражения понимания и боли в глазах девочки.
Душ, тёплая вода с чуть сладковатым ароматом, какие-то гели и мягкие полотенца немного успокоили кожу, а с облегчением пришло и смирение перед реальностью. Сбросив длинное полотенце, в которое завернула её горничная, Джини с ужасом осознала ВЕСЬ результат ночной пытки. На шее справа были несколько мелких синяков, которые продолжались и на груди. На коленях были отпечатки пальцев, видимо, Люциус так увлечённо её удерживал, что оставил свидетельства своего «исполнения долга».
Эта мысль вызвала у Джини приступ паники. Люциус обещал отослать простынь отцу…
Девушка, не прикрываясь даже полотенцем, выскочила в спальню, но было поздно, постель была перестелена, да вообще вся постель была перестелена и заправлена. Девушка только и могла, что опуститься на колени и заплакать. К ней выскочила горничная, и, опустившись на колени рядом, принялась утешать, умолять встать.
Столько отчаянья было в глазах девочки, что Джини протянула к ней руки, чтобы обнять. Но девочка испуганно встрепенулась, для неё это было в новинку, что бы хозяйка, ХОЗЯЙКА, прикасалась к ней и не для того, чтобы ударить.
- Прости, – удивлённо сказала Джини, – я не хотела тебя напугать.
- О… нет, моя госпожа, вы такая… такая добрая ко мне… вы ни разу меня не ударили, – проговорила девушка, вставая следом за Джини с пола. У Джини глаза округлились от этих слов.
До назначенного времени оставалось всего полчаса, и Джини понимала, что если не придёт на обед, то продемонстрирует собственную слабость. Нужно держаться до последнего вздоха. Поэтому Джини открыла шкаф, первый попавшийся шкаф в гардеробной, и внимательно посмотрела на одежду, висевшую в нём.
Там была масса самых разных вещей, роскошные туалеты, более простые платья, мантии и робы. Джини, посмотрев несколько платьев, спросила у горничной, которая готовилась одевать хозяйку.
- Где те платья, которые я привезла с собой? – Девушка кивнула головой в белом чепчике и метнулась к самому последнему шкафу, открыла его и достала пару вешалок-плечиков. На одних было её коричневое платье, а на вторых – чёрное, траурное платье. – Хорошо, я хочу надеть чёрное платье.
Возможно, выбор был сделан из максимализма, а может быть из-за того, что высокий воротник платья, обшитый чёрным кружевом, полностью скрывал результаты выполнения супружеского долга. Горничная расплела и распутала спутавшуюся косу, зачесала волосы и сделала аккуратный пучок на затылке.
- Спасибо, - Джини улыбнулась горничной, – как тебя зовут?
- Я… я… - девочка чуть ли не подол ее юбки целовала. – Я Глория, моя леди.
- Очень приятно, – улыбнулась Джини, и, глубоко вздохнув, вышла из спальни, оставив Глорию одну. Она шла по тому же самому коридору, что и вчера. Только у витражного окна Люциуса не было, и если бы она его там увидела, то, наверное, упала бы в обморок.
Сейчас она шла медленно и внимательно разглядывала всё вокруг. Картин не было. Родовая галерея, где можно было найти всех предков Малфоев, была совсем в другом месте. Только несколько пейзажей встретились ей по пути. А потом была ещё одна стеклянная галерея и альков. Джини осторожно заглянула в альков и замерла.
На неё с огромного портрета, висевшего внутри алькова, смотрела Нарцисса Малфой. Это была высокая, стройная женщина, на самом деле поражавшая своей красотой и изяществом. Она с достоинством взирала на маленькую, испуганную девушку, чуть-чуть усмехнувшись. И не было в этих нежно-голубых глазах ни жестокости, ни злобы, ни презрения.
Великолепное платье было окаймлено белым горностаем, и меха оттеняли белые плечи, делая кожу чуть желтоватой. Под туго стянутым корсажем платья, как подумала в этот момент Джини, некогда билось сердце настолько холодное, что смогло выдержать ТАКОГО мужа. Она никогда не любила и не была любима. «Брак по расчёту, благородное чистокровное семейство». Нарцисса смотрела на неё, вытянув руку вперёд, тыльной стороной к Джини, слегка оттопырив мизинец.
Захваченная переживаниями, девушка даже не заметила, что за ней наблюдали две пары глаз с разных сторон. Драко, опираясь на ставший привычным костыль, злобно смотрел на девушку.
Какое такое право эта рыжая девка, фермерская дочка, имела ходить по замку как хозяйка, носить фамилию Малфой?! Эта девка просто подстилка, таких, как она, у его отца было очень много. Так зачем же давать своё имя ЭТОЙ? Хорошо, хоть эта дура не привезла с собой свою грязнокровку…
Люциус смотрел на молодую жену с неподдельным интересом. Девушка так сопротивлялась ночью, что покусала его за плечо, за руку, которую он нечаянно подсунул ей к остреньким меленьким зубкам. Но как хороша была. Какие ощущения! Тугая, незнакомая и такая желанная. Редко какая женщина была так желанна, как эта маленькая, стройная девочка с неразвитыми формами.
Но какой интерес проявляла она к умершей почти три года тому Нарциссе! В какой-то момент остаточное возбуждение, которое пронизывало Люциуса от мысли, что сегодня тоже будет ночь, спало. Нарцисса была ему другом, единственным, который у него был. И её больше нет.
* * *
Обед начался очень спокойно. Люциус, конечно же, заметил вымученные, резковатые движения молодой леди Малфой. Конечно же, он понимал, ЧТО болит и почему. Улыбку вызвало чёрное платье Джини. Но Люциус не стал ничего говорить девушке, наблюдая, как она медленно садится за стол, держа идеально прямую спину, как складывает маленькие руки на коленях и безразлично смотрит на белую скатерть.
Она всё ещё боялась смотреть на него, она вообще не поднимала глаз. К еде она была безразлична, хоть Люциус велел приготовить на самом деле великолепный обед. Ещё в день свадьбы Джини почти ничего не брала в рот, сегодня не завтракала, Люциус это знал. Но и сейчас она смотрела на еду безразлично, даже устричный суп не привлекал её.
На самом деле Люциусу интересно было, как питалась Джини до того, ведь он-то не знал, как живут бедные. Но, тем не менее, он был уверен, что устриц она не ела. Странные мысли у него были в тот момент, когда он наблюдал за женой, которая с сомнением смотрела на еду.
- Джиневра, ты не любишь морепродукты? – Люциус решил, что стоит завести беседу.
- Отец, - Драко сильно звякнул ложкой о тарелку, – по-моему, нашей рыжей «леди» всё не нравится, – он скривился в привычной ухмылке. – Даже те платья, которые ты ей купил.
Джини вспыхнула. Значит, одежду покупали для неё специально, чтобы она не носила своих платьев, которые могла привезти с собой, из прошлой жизни. Она не должна была даже напоминать здесь, что была когда-то Уизли. А Джини надела чёрное платье. Потому, что у неё на душе было чёрно.
- Я не с тобой разговариваю, - тихо, чётко и холодно ответил Люциус.
- Ах, а как же, - Драко сжал в руке стакан так, что тот лопнул, – зачем же я тебе теперь? Я не могу продолжить твой хвалёный род Малфоев, потому что я – калека. Твоими стараниями к тому же. – Джини видела, как глаза Малфоя-старшего светлеют до белизны. – Ты не подождал и трёх лет, чтобы привести в дом вторую жену. И ладно, если бы это была достойная девушка, так нет, ты привёз в дом обычную подстилку!
Джини сидела бледная как смерть. Вспоминая всё, что было в её, как оказалось, длинной жизни, девушка старалась сдержать себя. Она кусала губу и старалась напомнить себе, что перед ней больной и слабый человек. Но куда она могла бежать от правды? КАК понять ей, зачем Люциус Малфой, ЛЮЦИУС МАЛФОЙ, сделал её своей женой?
Девушка встала, отодвинув стул ногой и с абсолютно ровной, неестественно ровной спиной, вышла из столовой, чувствуя внимательный взгляд Малфоя. Она прошла мимо портрета Нарциссы и только мельком взглянула на картину. Вдруг Джини подумалось, почему портрет оказался не магическим, хоть и был в доме Малфоев. Но мысль осталась без внимания, ибо слёзы смыли её полностью.
Спальня встретила её идеальным порядком, но Джини пробежала через всю комнату и вырвалась через стеклянную дверь в парк. Солнце палило нещадно, погода опять вернулась на круги своя, и Джини могла пожалеть, что надела чёрное. Но девочке было всё равно.
Она, за несколько минут, обошла по кругу сад, успокаиваясь. А чего она могла ждать? Воистину, Драко правду сказал, но тем не менее Джини была оскорблена во всём своем Я. И совершенно не испытывала желания рожать на свет ещё одного Малфоя!
Солнце напомнило о себе, и небольшая мраморная беседка в греческом стиле, оплетённая ползучими растениями, показалась Джини очень уместной. Девушка медленно поднялась по ступенькам и заглянула в помещение. Там была одна только широкая скамья, на которую и села Джини.
Оказывается, что даже обеды могут быть настоящими пытками. Джини очень хотелось узнать, но она боялась даже задать вопрос, обязана ли она всегда спускаться в столовую. Или ей просто не будут давать есть?
Яркий свет вдруг пропал, и наступила тень. Джини нервно вскинула голову и испуганно метнулась в сторону. В дверях беседки, лучась солнечным светом, стоял Люциус. Он держал в руках бокал с вином, больше Джини ничего не запомнила, сразу же опустила глаза.
- Моего сына нелегко выдержать, – хмыкнул он.
- Это не моё дело, какой характер у вашего сына, я всего лишь ваша «подстилка», сэр, – последнее слово она растянула. И у неё получилось бы достойно Малфоя, если бы не предательски дрожащая нижняя губа и струйки слёз. – Нет нужды… - договорить она не успела. Малфой, преодолев расстояние, поднял её лицо рукой, одновременно опускаясь на один с ней уровень.
Джини ожидала чего угодно, унижения, удара, но вместо этого Люциус поцеловал ее, страстно, резко и властно. И Джини пошла на попятную, помня, что вышло из вчерашнего сопротивления - было очень больно, а утро было ужасным. Лучше расслабиться, как того требует Люциус.
Она очень медленно, неловко приоткрыла до того сжатые губы, пропуская его язык себе в рот. Люциус быстро пробежался по дёснам, и, оторвавшись от чуть шероховатых губ, лизнул их и ухмыльнулся, видя смущение и испуг в голубых глазах. Джини уже испытывала трудности с дыханием, каждый её вдох невольно поднимал чёрную материю. Люциус тыльной стороной руки провёл по мягкой материи, нежно и даже игриво прикасаясь к маленьким грудям девушки.
- Я знаю, ты бываешь несносно бесстыдной, когда переодеваешься, – шепнул он, садясь рядом, – но мне это нравится, - он несколькими движениями распустил волосы, вынув все шпильки, – встань у того дикого винограда, – Люциус пальцами повернул голову Джини в сторону нужного растения, – и раздевайся, так, как тогда, у швеи. - Джини покраснела, понимая, что тогда вовсе не привиделось ей лицо Люциуса.
Девушка подошла к указанному растению и подняла руку к воротничку. Он душил её, давил на горло, а слёзы уже сами собой текли по щекам. Всего несколько маленьких пуговичек, и Джини потянула неловкими движениями, заламывая руки, чёрную хламиду. Она упала на пол, и девушка наклонилась, чтобы поднять платье, на несколько секунд забыв, что за её спиной сидит Малфой, и, попивая вино, наблюдает. Испуганно она выпрямилась и, прижав платье к груди, обернулась.
Люциус сидел с очень серьёзным лицом, не выражавшим ничего. Когда Джини обернулась, он погрозил ей пальцем, и раскрасневшаяся девушка опять отвернулась. Она положила платье на бортик беседки и замерла.
- А дальше? – Люциус всё ещё сидел на скамье.
- Тогда я сняла только платье, – едва слышно сказала Джини. Она вздрогнула, когда услышала, как Люциус сначала поставил бокал. А потом – встал и подошёл к Джини.
- Я сам сделаю, – шепнул он ей на ухо и потянул на себя ткань ее трусиков, попутно поцеловав в плечо. Он видел, что синяки так и остались на белой коже. - Ты поправила трусики, потом, – он невзначай подцепил пальцем бретель майки и сбросил её, – у тебя начала спадать маечка. - Он стянул другую бретель и позволил белью соскользнуть вниз. Насладившись тем, как всколыхнулись острые кончики сосков, Малфой отступил назад. – А чулочки можешь оставить…
Джини сглотнула. Она быстрым движением скинула с себя майку и потянула вниз трусики. Они не поддавались, и Джини закусила губу. Наконец упрямая ткань упала к её ногам, и девушка осталась только в чёрных туфельках и чулках.
- А теперь иди сюда, - Джини неловко повернулась и сделала два шага к скамье. Малфой снял с себя мантию и остался в белой рубашке. Мантия лежала на скамье, серебрясь горностаем. Сам Малфой сел на скамью, перекинув ногу. Джини села боком, услышала тихий смешок у уха. – Глупенькая, не так… - Он рукой начал разворачивать её к себе лицом, укладывая на мантию спиной. Девушка послушалась и опять оказалась перед ним, словно та несчастная устрица на тарелке. – Молодец, - Джини почувствовала уже знакомый поцелуй под пупком, горячий язык прочертил полоску к самому лобку. Девушка невольно выгнулась дугой, выворачиваясь, но не вырываясь…
Для неё было дико ощущать его губы всё ниже и ниже и при этом испытывать непередаваемое и не сравнимое ни с чем удовольствие. В какой-то момент Джини содрогнулась и невольно попыталась отодвинуться, ощущая, как быстрый язык, раздвинув влажные складочки, коснулся того самого бугорка. Именно прикосновения к нему вызывали у Джини бурю огня в самом низу живота.
Сдавленный хрип вырвался из её горла, Джини закусила губу, но это не помогало, она неловко взмахнула руками в поисках опоры, и нашла её - руку Люциуса, который сжал её пальцы. Джини сама не поняла, как оказалась полулежащей и смотрящей прямо на белую макушку Люциуса, а левая рука сама тянулась к этой великолепной гриве волос.
Джини боялась просто прикоснуться к нему, зато Малфой ласкал свободной рукой её поясницу. В какой-то момент ощущения перешли персональный рубикон Джини, и девушка невольно вскрикнула, перед глазами опять заплясали сотни огоньков. Дышать стало очень тяжело. Она уже стонала в полный голос, совершенно забыв о скромности. Люциус осторожно подвёл ладонь под маленькую попку, и, не прерывая своего занятия, ввёл сначала один, а потом и второй палец. Девушка буквально взвизгнула, схватившись за рукав рубашки Люциуса.
Она тянула его к себе и всхлипывала. Слёзы стекали по щекам. Внезапно Джини как будто бы умерла в одну секунду. Крик заглох в горле, девушка закусила палец до крови, она выгнулась дугой и упала на мантию.
Девушка думала, что Люциус не остановится, продолжит эту сладкую пытку, но Малфой лишь несколько раз поцеловал её во внутреннюю сторону бедра, и, взяв за руку, притянул к себе:
- Ты потеряла во время переезда палочку? – Он дохнул теплом в шею, порождая ещё одну порцию возбуждения. Люциус ухмыльнулся, видя, как дрожит всем телом от перевозбуждения Джини, но он не собирался продолжать, девушка должна сама умолять его, а сейчас она этого не сделает. – Тогда я сам, – Люциус ответа не дождался и стал убирать синяки и засосы с белого тела жены.
* * *
Джини напустила полную ванну воды с пеной и залезла в неё, волосы тут же вымокли и прилипли к лицу. Девушка безудержно рыдала, осознавая, что только что в беседке отдалась врагу, притом не героически, во имя близких и родных, а потому, что ей было так хорошо, как никогда.
И ощущение унижения всё сильнее и сильнее укоренялось в сознании девушки. Он ведь не довёл начатое до конца, и не собирался. Он хотел одного - чтобы Джини опустилась на колени и попросила взять её.
Очередной всхлип вырвался из горла девушки.
- Моей госпоже плохо? – Горничная с невинной надеждой в голосе вышла из-за угла.
- Глория… моя милая Глория, - всхлипнула Джини, – что же мне делать?
- Поесть хоть немого, – предложила девочка, – вы ведь и крошки хлебной не съели.
- Я не хочу… - шепнула Джини.
- Поешьте, вы успокоитесь…
- Я не смогу … меня стошнит, - пролепетала Джини, намекая на ночь и на то, что Люциус наверняка не удовлетворен.
- Хозяин уже уехал, и я слышала на кухне, – Глория расчёсывала волосы Джини серебряным гребнем, – что вернётся только завтра вечером…
- Это точно? – Джини даже привстала.
- Да, – девушка привстала на колени и предложила полотенце. – Вы только скажите что, и вам приготовят ужин.
