Глава 2. Восхождение. «…И где, запоздалый, Сыщу я ночлег? Лишь розы на талый Падают снег. Лишь слезы на алый Падают снег. Тоскуя смертельно, Помочь не могу. Он розы бесцельно Затопчет в снегу». Я проснулся на рассвете, почувствовав непонятную пустоту, охватившую мое тело и сознание. Мне даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что именно не так, достаточно было только провести рукой по простыне рядом с собой и ощутить смятые складки ткани и легкое тепло, оставшееся от ее тела. В комнате еще слышался какой-то шорох, и я ощущал ее присутствие, но почему-то не пожелал поднять голову и открыть глаза, чтобы увидеть, что происходит. Мне казалось, что она смотрит на меня, а в ней играет чувство пустоты и сожаления, а, может, это были не ее, а мои ощущения, которые теперь должны будут преследовать меня неизвестно сколько времени. Это было так непривычно и одновременно болезненно – чувствовать, понимать и страдать, тогда как всю свою жизнь я намеренно избегал этого и использовал любую магию, лишь бы очистить себя от всяческих эмоций. Тогда мне и не могло прийти в голову, что когда-нибудь моя оболочка разрушится и мне придется испытать все чувства, которые я избегал на протяжении всей жизни. Я был вынужден отказаться от бессмертия, загнать себя в ловушку из-за каких-то маггловских выродков и предателей и прозябать свои дни в вечном страхе, что в любой момент смогу умереть. Это было одновременно невероятно и ужасно. Конечно, я должен был злиться, рвать и метать, излучать ненависть, но уже через несколько дней после обряда понял, что выдохся. Во мне нарастали печаль, сожаление, тоска, горечь, боль, злоба, страсть, страх, жалость, и я не мог с этим справляться. Чувствовал только беспомощность, уходил в себя и просто ждал, когда же все закончится. Но оно не заканчивалось, а становилось только сильнее. Раньше я полагал, что невозможно испытывать столько чувств одновременно, но сейчас убедился в обратном. Оказалось, что это очень болезненно, словно миллионы невидимых духов вселились в мое тело и пытаются занять в нем как можно больше места. Мне хотелось кричать от боли, тоски и рушить все, что попадается под руки, но всю жизнь я привык к тому, что тренировал в себе разум, заставляя его брать верх над всем остальным. Возможно, это и стало для меня спасением – я смог загнать себя в оболочку собственного тела и просто ждать, с каждым днем все меньше веря, что процесс возвращения моей души когда-нибудь закончится. Но была и еще одна причина, которая заставляла держать меня в руках. Беллатрикс. Она, как и прежде, всегда была рядом, смотрела на меня преданным взглядом, пыталась хоть как-то растормошить, даже не понимая, что это опасно, и в первую очередь - для нее. В любой момент я мог сорваться и обрушить на нее все, что во мне накопилось. А она с каждым днем становилась все печальнее, отчаяннее и молчаливее, каждое утро приходила ко мне, садилась рядом и долго-долго смотрела в мое лицо, словно чего-то от меня ожидая. Мне снова приходилось сдерживать себя, делать вид, что мною владеет апатия, а все только для того, чтобы не причинить ей вред. Я был уверен, что если с ней что-то случится, то я этого не вынесу. Почему так? Почему я вдруг стал испытывать к ней такой трепет, который каждый раз граничил с обжигающим гневом? Что могло значить мое желание причинить ей боль и одновременно обнять и никогда не отпускать от себя? Когда я слышал тихий скрип двери, в комнату проникал легкий сквозняк, а позади меня раздавались приглушенные ковром шаги, то сразу же появлялась какая-то надежда. Иногда она сжимала мои руки, иногда касалась ладонями щеки и что-то шептала, а я никак не реагировал, хоть внутри меня все горело. А в один вечер, когда уже темнело, а в комнате еще не зажглись свечи, она опять зашла ко мне, в ее глазах блестели слезы, руки дрожали, но я видела, что Белла изо всех сил пытается сдержать слезы. Тогда мне впервые в жизни захотелось к ней прикоснуться, шепнуть что все будет хорошо, но я не двинулся с места. Это до сих пор казалось мне противоестественным, я не мог себя представить рядом с ней, пусть и в тот момент внутри меня все кричало, что это мое единственное спасение. Наверное, от страданий Беллы мое сердце сжималось еще сильнее, чем от боли после проведенного обряда. Она страдала из-за потери мужа, я знал это. Почему-то именно от этого мне больше всего было не по себе. За все годы, что она была со мной, когда служила мне и была единственной, кто по-настоящему был верен мне, я слишком привык к ней, ведь это была та Белла, которую я так хорошо знал. Только почему тогда я никогда не замечал, какая она красивая? Несмотря на ее усталость, на измученное лицо и глаза, полные тоски, я видел в ней что-то невероятно притягательное и одновременно родное. Это как вернуться домой после долгих странствий. Вот только все равно меня что-то держало, я не мог к ней приблизиться – возможно, все дело было в моем состоянии, хотя мне казалось, что проблема кроется где-то глубже. И при этом я не хотел всерьез об этом задумываться, дабы избежать новой путаницы в самом себе. Но тогда, когда она однажды задремала, сидя на полу у моего кресла и опустив голову на его ручку, я не смог сдержаться и принялся исследовать кончиками пальцев ее лицо, водя по нежной коже, кое-где исполосованной тонкими морщинами. Почему-то именно такой вот, спящей и спокойной она нравилась мне больше всего, и от этого хотелось поскорее превозмочь свою нестерпимую боль. В одну из ночей, которая поначалу казалась мне самой холодной и промозглой за всю зиму, она пришла ко мне. Просто отворила дверь моей спальни, которую я намеренно не закрывал, в глубине вновь обретенной души надеясь, что она все же когда-нибудь придет. Сквозняк, ворвавшийся в помещение с ее приходом, поверг меня еще в больший транс, и я не мог пошевелиться, чувствуя, как во мне снова начинают смешиваться все возможные чувства. Приходилось прятать свое лицо, наклонив голову, чтобы она не видела гримасу боли и безысходности, перекосившую черты. Она подошла, устроилась рядом, а потом потянулась ко мне, прижавшись всем телом, и я ощущал, как дрожат ее плечи, как сильно стучит сердце, как сбивчиво она дышит, не в состоянии взять себя в руки. Она плакала, по ее бледным щекам струились прозрачные слезы, и я даже не заметил, как поднял руку и начал их стирать. В тот миг во мне снова что-то болезненно сжалось, и это чувство было похоже на страх и одновременно напоминало ожидание чего-то хорошего и радостного. Это было ново и невероятно для меня, забирало воздух и кружило голову, заставляя млеть от близости Беллы. В тот момент захотелось назвать ее своей, сказать ей что-то хорошее, но вместо этого я принялся говорить какие-то глупости. Она сама сделала первые шаги, сблизив нас, забирая у меня последние попытки к отступлению. Когда я почувствовал в своих объятьях ее хрупкое тело, когда полными легкими вдохнул аромат ее волос, то больше не смог держать себя в руках. Для меня перестало существовать все, кроме ее податливых губ и собственного чувства голода. Я думал, что как только она окажется рядом, а я не смогу себя контролировать, то непременно причиню ей вред, но оказалось, что я просто хотел ее, как бы это банально не звучало. Все те годы, когда я был закрыт в собственном коконе холодности, я тайно, даже от самого себя, мечтал сделать ее своей. И вот только тогда, когда потерял все, она сама пришла и отдалась мне, хоть все время, что мы были знакомы, думала обо мне. Утром, когда она ушла, я почувствовал в себе непонятную пустоту. Прежде всего, я попытался успокоиться, как делал это сотни раз прежде при какой-то неудаче. Но чем больше я говорил себе, что все будет хорошо, тем сильнее возрастала непонятная тревога. Первое время я просто метался по комнате, пытаясь понять, что делать и что происходит, а через какое-то время снова провалился в сон. Проснувшись снова, я увидел, что за окном больше невозможно различить очертаний ни парка, ни леса. Все пространство заполонила снежная дымка, зависая в воздухе и превращаясь в белую стену. Даже в комнате ощущался резкий запах мороза и зимы. Было уже позднее утро, но Беллы в своей комнате я не обнаружил. Тогда я встал, и, собирая все свои силы в кулак, чтобы не поддаваться этим ненавистным чувствам, оделся и покинул свою спальню. В коридоре было холодно – каменные стены дома не сохраняли тепла, а только задерживали в себе холод. Я спустился в гостиную, уже ни на что не надеясь и намереваясь провести день так же, как и многие предыдущие. Мои смутные подозрения, что после этой ночи что-то изменится, начисто испарились, остался только осадок незавершенности, как будто бы я чего-то не успел сделать. Вероятнее всего, так и было, но мне больше не хотелось ни о чем задумываться. Вот только когда я появился в гостиной, мой взгляд тут же приковался к камину. В нем играли языки пламени, разносясь легким треском по всему помещению и издавая легкое тепло. А она сидела на мягком ковре возле очага, вытянув босые ноги, виднеющиеся из-под серой юбки платья, а мокрые распущенные волосы покрывали плечи и спину – видимо, она сушила их от снега возле огня. Эта картина почему-то выбила меня из колеи и на несколько секунд лишила дара речи. В женщине, сидящей на полу в гостиной, трудно было узнать воительницу Беллатрикс Лестрейндж, и если бы не яркая Черная Метка, виднеющаяся на голом запястье, я мог бы подумать, что это кто-то другой. Она не смотрела на меня, взгляд ее черных глаз был устремлен куда-то в пустоту, как будто в воздухе рисовались видимые только ей картины. В тот момент она не казалась ни уставшей, ни печальной, наоборот – легкий румянец на щеках говорил, что она вполне неплохо себя чувствует. Это вызвало во мне прилив сил, которые, впрочем, через пару мгновений снова сменились незнакомым мне чувством, так похожим на тоску. Больше не в силах скрывать свое присутствие, я вышел из темноты и тихонько подошел к Белле. Она даже не подняла голову и не посмотрела на меня, хоть и знала, что я рядом – я чувствовал это. Стараясь двигаться как можно незаметнее и тише, я опустился рядом с ней на ковер, чувствуя, как в меня врезается тепло, исходящее от камина. Белла вздрогнула и задышала чуть тяжелее, но снова не подала виду, что заметила меня. А мой взгляд прошелся по ее высокой шее, переходящей в покатые плечи, виднеющиеся из-под ослабленного платья, по выступающим косточкам ключицы, ниже, где лиф скрывал ее грудь. Все-таки вблизи она оказалась такой же измученной, как и вчера, но все же что-то изменилось, а что именно – я не знал. Тогда я протянул руку к ней, коснулся щеки (Беллатрикс снова содрогнулась) и провел рукой по тонкой коже. Мои пальцы задержались около ее уха, легли на затылок, и, совсем не думая, что делаю, я притянул ее к себе и легонько поцеловал. Ее губы были сухими, теплыми и почему-то солоноватыми, от чего мне тут же вспомнился вкус крови. Белла снова задрожала, потом, наконец, устремила на меня свои широко открытые глаза и приоткрыла рот, впуская в него мой язык. Я прекратил поцелуй только тогда, когда мы оба стали задыхаться, но не выпустил ее голову из своих рук. Белла смотрела на меня, не скрывая удивления, а я запустил руку в ее волосы, перебирая ее локоны, пока не наткнулся на что-то влажное, вязкое и липкое. Тут же отдернул руку и заметил на своих пальцах красную субстанцию. Белла тут же отпрянула от меня, а ее лицо теперь выражало страх и чувство вины. Прежде такой взгляд свидетельствовал о проваленных заданиях или каких-то других прегрешениях, но что же могло произойти сейчас? Разве она не привыкла к моей жалкой пародии на жизнь? –¬ П-простите, Милорд, – прошептала она, и было видно, что слова даются ей с трудом. – За что ты извиняешься, Белла? – я говорил скорей устало, чем угрожающе, но она, видимо, восприняла мои тихие слова, как выражение гнева. Она отвернулась к камину и принялась заламывать руки, как делала всегда, когда нервничала. Я заметил на ее пальцах и под ногтями следы запекшейся крови. И почему-то был уверен, что она принадлежала не ей. – Я ходила в город, хоть и понимала, что вы не позволили бы этого, - прошептала она. – Я… мне просто это нужно было, иначе я сошла бы с ума, мне… Мне нужно было куда-то вылить все, что во мне накопилось… Простите, пожалуйста… Белла, кажется, хотела сказать что-то еще, но я поспешно приложил к ее губам палец, и она тут же замолчала. И этот жест был отнюдь не строгий, в нем можно было различить интимность, что, скорей всего, и заставило Беллатрикс удивиться. – Не проси прошения, - шепнул я ей на ухо, легко задевая ее кожу губами. – Ты могла бы сбежать, могла бы уйти от меня, но осталась, несмотря не на что. У меня больше нет власти, и я не могу тебе наказать, если бы даже захотел. В ответ Белла только что-то прохрипела. Я тут же убрал пальцы с ее губ и заглянул в ее лицо. – Скажи, тебя никто не видел? – серьезно спросил я. Она покачала головой. – Они все мертвы, Милорд, – сказала она, почему-то опустив глаза. Она до сих пор чувствовала себя виноватой, а я ничего не мог изменить и даже не знал, как показать ей, что я вовсе не злюсь. – Больше не делай так, – произнес я. – Это слишком… рискованно. Белла только кивнула и снова отвернулась к камину. В ее черных глазах заплясали яркие отблески пламени, и это почему-то так заворожило меня, что я последующие несколько мгновений неподвижно сидел рядом с Беллатрикс и просто смотрел на нее. Рассматривал ее правильный профиль, небольшой аккуратный нос, сухие тонкие губы, огромные глаза, обрамленные пушистыми ресницами, от которых на скулы падали едва уловимые тени. Она спокойно дышала, ее грудь вздымалась от глубоких вдохов, а руки нервно теребили оборку платья, что свидетельствовало о том, что Белла чувствует себя в моей компании отнюдь не раскованно. – Ты боишься меня, Беллс? – прошептал я, вытянув руку и коснувшись ее волос. Прежде я очень редко называл ее сокращенным именем, не говоря уже о ласкательном. И самое странное было в том, что мне это понравилось. «Беллс» – звучало так же звонко и нежно, как колокольчики, и так шло Белле. Она обернулась на мой вопрос, а я придвинулся к ней, приникнув к ней телом, ощущая, как она дрожит и тяжело дышит. Мое тело мгновенно отреагировало на ее близость – в низу живота образовалась тяжесть, а брюки стали теснее. – Не стоит, – прошептал я ей на ухо. – Если тебе не нравится, я просто уйду, и мы обо всем забудем. Я не мог поверить, что сказал вот такую глупость. Я помнил вчерашнее выражение лица Беллы, и помнил, как она стонала от удовольствия от моих прикосновений. А еще где-то на задворках сознания у меня возникали страшные мысли, что она высвободится из моих объятий и, извинившись, уйдет. Но она не ушла, а еще теснее прижалась ко мне, вцепилась тонкими дрожащими пальцами в ворот моей рубашки и уткнулась носом в грудь. Вскоре я ощутил, как тонкая ткань пропитывается ее теплыми слезами. Она плакала, а я неподвижно сидел и смотрел перед собой, не зная, что делать. Прежде я просто-напросто достал бы волшебную палочку и применил Пыточное проклятье, но сейчас мне больше всего хотелось, чтобы она успокоилась не из-за страха перед физической болью, а из-за моего присутствия. Я неуверенно поднял руку и неловко положил на ее вздрагивающую спину. Путаясь в волосах, провел ее вниз, легонько задевая застежки платья. От этого Белла со временем перестала дрожать, а потом и прекратила лить слезы, только изредка всхлипывая. Я почти физически чувствовал, как ей больно и как ей трудно воспринимать происходящее. Но я мысленно дал себе обещание, что сделаю все, лишь бы она перестала меня бояться. А Белла отстранилась и внимательно посмотрела на меня заплаканными, но от этого не менее прекрасными глазами. Я обвел пальцем контуры ее губ, дотронулся до ее шеи, слегка задержал прикосновение на яремной впадине, потом перешел на плечи. Немного поддел тонкую ткань платья, спуская его с плеч и жадным взглядом поглощая каждый новый открывшийся участок ее оголенного тела. Вчера в темноте я не смог рассмотреть, насколько она красива, а сейчас это все просто завораживало меня, лишая возможности думать. Это одновременно и раздражало меня, и разжигало во мне еще большую страсть. Было так трудно сдерживаться, когда я обнажил ее грудь – светлую, как молоко с темными горошинами набухших сосков. Стоило мне только протянуть руку, как я коснулся ее, пропуская середину полушарий между пальцами. На губах Беллатрикс появилась отстраненная улыбка, а ее руки потянулись ко мне, легли на плечи, и еще через несколько секунд я почувствовал на своей щеке ее горячее дыхание. Закрыв глаза, я нашел ее губы и тут же ощутил их сладкий вкус. Кажется, Беллатрикс усмехнулась сквозь поцелуй и приникла ко мне еще плотнее. Ее руки потянулись к пуговицам на моей рубашке и принялись проворно расстегивать их, при этом ласково прикасаясь к моей обнаженной коже. От этого мое дыхание участилось, а брюки уже готовы были треснуть от напора плоти. Беллатрикс это как будто бы почувствовала и спустилась прикосновениями к низу моего живота, задела пояс, принявшись его медленно расстегивать, а справившись с застежкой, медленно стянула брюки. Ее тонкая рука с интересом, словно исследуя, скользнула по члену, и я тут же отреагировал на это прикосновение – шумно вдохнул воздух и вцепился руками в ее волосы. Белла оторвалась от моих губ и стала спускаться поцелуями ниже, водя язычком по шее, груди, прикусывая кожу. Несколько дольше она задержалась губами на сосках – легонько прижалась к ним зубами, обвела вокруг языком, легонько пососала. При этом ее рука двигалась вверх и вниз по основанию члена, заставляя меня едва не терять сознание от наслаждения, а понимание того, что это моя Белла, моя прекрасная Беллатрикс, делали меня похожим на одержимого. – Беллс… – выдохнул я, когда понял, что через минуту больше не смогу себя сдерживать. Моя рука накрыла ее ладонь, и Беллатрикс остановилась, заглянула в мои глаза, и в ее взгляде я смог различить знакомое мне слепое поклонение, но только теперь оно было смешанно с какой-то неистовой нежностью. Потом ее губы растянулись в легкой улыбке, после чего она легонько уперлась ладошкой мне в грудь, толкая меня назад. Я очутился на спине, а она устроилась между моих ног. Тут же я почувствовал, как ее тонкие губы коснулись моей плоти, язык прошелся по всему основанию и задержался на головке, после чего быстро зашевелился, и вскоре ее ротик обхватил его полностью. Белла посасывала, потом принялась снова водить рукой вверх и вниз, при этом, не забывая делать движения ртом. Я откинулся назад, не в состоянии ни дышать, ни закрыть глаза, и смотрел в темный потолок, сжимая кулаки и понимая, что уже на исходе. Это было так ново для меня и так необычно, что раньше я едва мог представить, что может быть так хорошо. Всю свою жизнь я посвящал себя магии, науке и ведению войны, и даже не мог себе представить, что в мире существует такое наслаждение. Когда-то в молодости у меня были девушки, но скорей просто для интереса. Позже я полностью ушел в составление планов захвата волшебного мира, а секс ушел из моей жизни. Я видел, какими глазами на меня смотрит Беллатрикс, чувствовал ее вспыхнувшую надежду, когда мы оставались наедине, и мне так нравилось видеть ее разочарование и неутолимые желания. И как я мог быть такими слепым дураком? После хриплого вздоха я излился, прямо на нее, совершенно не заботясь, что испачкал ее платье. Но, по-моему, Беллу это ни капли не волновало. Она довольно усмехнулась, вытерлась и положила голову мне на живот, водя пальцами по коже, словно вырисовывая на ней какие-то руны. Я коснулся рукам ее волос и стал перебирать локоны, удивляясь, какие же они мягкие и шелковистые. Мне удалось успокоиться, страхи притихли, и я чувствовал себя почти прежним. Почти – потому что разве я мог раньше наслаждаться присутствием Беллы, которая вроде бы всегда была рядом? Только сейчас она мне почему-то казалась совсем новой, и от этого какой-то далекой. И неважно, что она лежала рядом и обнимала меня, главное, что она была другой. Она привстала, опершись локтем о пол, и заглянула в мое лицо. На ней все еще было полуспущенное платье, которое открывало только ее великолепную грудь с уже не такими напряженными сосками, но по-прежнему такой же бледной кожей. Длинные черные волосы спадали на плечи, струились по спине, а распухшие губы мгновенно разошлись в улыбке. Она провела рукой по моему торсу, посылая по всему телу новый прилив возбуждения. Я взял ее за талию, притянул к себе и принялся расстегивать крючки на ее платье. Оказалось, что в мире нет ничего труднее этого занятия. Мои пальцы то и дело путались в шнуровке и готовы были ее просто разорвать, но ленты были настолько прочными, что на руках выступали кровавые следы. Белла нежно отвела в сторону мои ладони и сама избавилась от корсета за считанные секунды, и я тут же приник голым торсом к ее телу и нежной коже. От этого почувствовал прикосновения ее твердых сосков и опустил руки ниже, принявшись их разминать. Белла что-то прошептала сквозь поцелуй, и мне показалось, что она рада тому, что происходит. Я усмехнулся и коснулся губами ее шеи, чувствуя сладкий запах ванили, исходящий от кожи, потом провел языком по ключице, остановившись на груди. В то время, пока исследовал губами ее полушария, мои руки направились ниже, окончательно избавляя Беллатрикс от одежды, оставляя в тонком кружевном белье. Сначала я просто завел руку под слабую резинку ее трусиков, затем прошел вниз, перебирая шелковистые волоски, развел двумя пальцами складки и наткнулся на разгоряченный и набухший бугорок. От этого касания Белла мгновенно выгнулась, задышала еще тяжелее. Она молчала, сдерживала дрожь, видимо, боясь, что это меня разозлит, и тщетно, что я каждым жестом давал ей понять, что для меня главное ее удовольствие и ее хрупкое тело в моих руках. Когда ее трусики окончательно промокли от влаги, я просто сорвал их с ее ног и отбросил в сторону. Белла села на пол, а я устроился между ее слегка разведенных ног, опустив голову и уже целуя ее живот и спускаясь ниже. При этом мои пальцы продолжали ласкать ее плоть, опускаясь все ниже и разводя кожу в стороны, проникая в глубину ее тела. Белла провела рукой по моим волосам и в какой-то момент вцепилась в них руками, отводя мою голову в сторону. А когда наши лица оказались на одной уровне, она поцеловала меня в губы – так же неуверенно и боязно, как и вчера вечером, но я быстро подхватил ее поцелуй, углубляя его и делая более страстным. Не прерывая поцелуя, Белла помогла мне улечься на пол, а сама устроилось верхом на мне, крепко обхватив мои бедра ногами. Мой твердый член упирал ей в живот, и я понимал, что если в следующий момент Беллатрикс не предпримет никаких действий, то мне придется взять ее силой. Но она коснулась его руками, слегка провела пальцем по основанию, на несколько секунд дольше задержала прикосновения на головке, после чего приподнялась и принялась медленно насаживаться. Как только я начал чувствовать себя в ней, то мгновенно проник в ее тело без остатка, чувствуя, как горячая и влажная плоть обхватывает меня. Белла начала двигаться первой, с бешеным ритмом, то вверх, то вниз. Я откинул голову назад, уже не видя ничего вокруг, чувствуя только ее узкое, горячее и такое желанное тело. При каждом глубоком погружении в нее мне казалось, что перед моими глазами рассыпаются миллионы разноцветных осколков, оседая вокруг нас, а позже оказывалось, что это просто отблески камина, у которого, как оказалось, мы были очень близко.