И тянутся руки,
И сердце смеется,
А крылья пылают –
Сейчас он взорвется…

Когда я была маленькой девочкой, я пообещала себе, что никогда никого не полюблю. Любовь мне почему-то казалась чем-то непонятным и болезненным.
Если Нарцисса и Андромеда мечтали о принцах, то я страстно хотела быть совершенной в Темных Искусствах. Признаюсь, чтение подобной литературы было моей слабостью с детства. Пусть это выглядело странно для маленькой девочки, но книги меня интересовали значительно больше, чем детские игры. Мои сестры меня никогда не понимали. Они лишь многозначительно хмыкали, увидев меня в гостиной с очередным древним трактатом в руках. Если Меди просто считала меня странной, то Цисси всегда пыталась переубедить в том, что игра в куклы намного интереснее чтения книг, затем она навязывала мне свои игрушки, всегда казавшиеся мне глупыми и неинтересными.

Я отказывалась от них, а Цисси сразу надувала губки, говорила, что я злая и черствая, и уходила в игровую комнату. Взрослые же не особо беспокоились из-за моего увлечения, даже, несмотря на то, что им прекрасно было известно, что в этих томах рассказывалось о темномагических заклинаниях, ритуалах и пытках – в нашей семье к этому всегда относились положительно.

Моя мать была очень довольна моей жаждой знаний и всегда считала, что я многого достигну в своей жизни. И я не собралась ее разочаровывать. По правде говоря, я и сама хотела, чтобы моя участь отличалась от уготованной всем женщинам из рода Блэк и разорвать, наконец, привычный для них цикл «детство – школа – замужество – воспитание детей – смерть».



Я лежала в кровати, смотрела в потолок, и никак не могла уснуть. Я укуталась в одеяло, так как в комнате было сыро, и просто размышляла. Вспоминала свое детство, все, что происходило в прошлые годы, и не могла понять, что же во мне так изменилось сейчас. Странно, что я вообще об этом подумала. Я редко задумывалась над подобными жизненными вопросами. Объективное мышление, голос разума и жестокий самоконтроль – вот как я жила. Но, тем не менее, это не влияло на мои сны. Если мне что-то и снилось, то это не имело для меня особого значения, и я тут же обо всем забывала, но та ночь была исключением. Я закрыла глаза и укрылась с головой, надеясь, что это хоть как-то поможет. Я была права – спустя несколько секунд я стала проваливаться в тревожный сон.

…Я не понимала, где я и что со мной происходит. Я едва могла разглядеть широкую, пустую дорогу, которую окаймляли сухие мертвые деревья… Было ужасно холодно, казалось, ветер пронизывает до костей. Я пыталась укутаться в плащ, но руки не слушались. Я пыталась кричать, но в горле пересохло, и оно издавало только слабые хрипы.

В следующий миг меня окутала волна пыли, я начала задыхаться. Из груди вырвался судорожный кашель, заставивший меня согнуться пополам. Казалось, что мою грудь терзают сотни острых когтей, а шею сжимают холодные змеи. Я услышала тихий шепот: «Белла, Белла…». Звавший меня голос напоминал шипение змеи – тихое, злобное и пугающее. Я оглянулась, попытавшись найти того, кто повторял мое имя… И увидела два багровых огонька. Присмотревшись, я различила бледное лицо и ярко горящие красные глаза. И то, и другое не могло принадлежать человеку. Ведь эта жуткая голова была лишена тела – его заменяла тьма. Лицо, плавающее во тьме… Меня охватила паника… Похоже, у меня начиналась истерика… Собравшись с силами, я резко развернулась и закричала, так громко, как только могла…

Спустя секунду я поняла, что лежу в спальне на полу. Дверь была распахнута настежь, где-то далеко, словно в ином мире, отчетливо слышались раскаты грома. Я вытерла со лба холодный липкий пот. Я вся дрожала, у меня кружилась голова. Попыталась пошевелиться, но тут же сообразила, что запуталась в простынях. Алекто и Эдвина вскочили с кроватей и теперь обеспокоено смотрели на меня. Когда я, наконец, справилась с простынями и уселась на кровать, они тут же принялись меня расспрашивать и рассказывать о том, что я всю ночь стонала, а потом закричала. Чтобы отделаться от их вопросов, я забралась под одеяло и, отвернувшись лицом к стене, сделала вид, что сплю. На самом деле я снова не могла заснуть. В голове вновь и вновь прокручивался недавний сон, словно кто-то специально заставлял меня об этом думать. Нужно завтра почитать что-нибудь по окклюменции.


«Да, Беллатрикс, ты и правда сошла с ума», – подумала я. Первым желанием после жуткого сна было убежать, куда глаза глядят, спрятаться от всего мира. Оставшуюся половину ночи я провела в полудреме, кутаясь в одеяло и пытаясь унять дрожь. От звуков разыгравшейся грозы становилось не по себе. В подземельях, были отлично слышны раскаты грома, от которых, казалось, сотрясалась земля.

***

Утро выдалось пасмурным и дождливым. То, что вчера был ясный и солнечный день, казалось чем-то нереальным. Потолок Большого Зала был укутан пеленой серых грозовых туч. В самом же замке царила сонная атмосфера. Никто не кричал, не суетился, не бегал.

Я же с самого утра чувствовала себя разбитой и уставшей, голова раскалывалась, тело ломило, словно я всю ночь провела не в мягкой кровати, а на каменном полу. Еще мне было невыносимо холодно, я натянула поверх блузки свитер, мантию, а шею укутала бело-изумрудным шарфом. Как я поднималась в Большой Зал, точно не помню, могу сказать лишь то, что мне приходилось держаться за перила. Пару раз меня выручил Лестрейндж, который внезапно оказывался в нужный момент в нужном месте, не давая мне заснуть по дороге и упасть с лестницы. И уже очутившись в Большом Зале и усевшись на свое место, я решила, что стоит наведаться к Слагхорну за порцией какого-нибудь ободряющего зелья, иначе я сегодняшний день не переживу. Правда, если, конечно, посмотреть на других, то Малфой, Розье и Яксли выглядели не лучше. Могу поспорить, что ночью они решили отметить начало учебного года. А на таких посиделках у камина уж никак не обходилось без приличного количества сливочного пива и огневиски. Последнее, конечно же, было запрещенным для несовершеннолетних, а тем более, на территории Хогвартса, но правила были не для этой компании.

Равнодушно осмотрев овсянку и яичницу, я потянулась за какао, как вдруг на миг замерла. Краем глаза я увидела, как в Большой Зал вошел Том Риддл. Как всегда на его лице была маска равнодушия и презрения ко всему, что его окружало. Он быстро кивнул своим одногруппникам, улыбнулся каким-то девушкам и прошел к столу. Риддл заметил меня и тут же его губы снова расплылись в улыбке. Он уселся прямо напротив меня. Я поспешно отвела взгляд и уставилась в свою тарелку. Аппетит пропал окончательно, поэтому я лишь ковыряла вилкой еду, склонив голову и спрятавшись за завесой своих волос.

Из задумчивости меня вывел Рудольфус, прокричавший мне прямо в ухо:

– Что с тобой, Белла?

Его рука легла мне на плечо. Однако я всем видом дала ему понять, что на такие вольности у него нет права. Не успела я что-то сказать по этому поводу, как Руди уже сидел рядом со мной и нагло улыбался. Я скорчила гримасу и повернулась к тарелке.

– Ты не знаешь, почему весь завтрак Риддл на тебя смотрит? – ехидно поинтересовался Лестрейндж.

– И что с того, что смотрит? – с напускным равнодушием ответила я.

– Ты покраснела, – глаза Рудольфуса победно заблестели.

– Не говори глупостей, Лестрейндж.

– Почему же глупостей? Ты одна из немногих, кто устоял перед его чарами. Но вода камень точит, – подмигнул мне Лестрейндж.

– Такое впечатление, что ты все еще не протрезвел после вашей вечеринки, – хмыкнула я, подняв на парня глаза. Его лицо было бардовым после прошедшей попойки, но взгляд – вполне ясным и осмысленным. Я внимательно всматривалась в его лицо, пытаясь найти хоть какое-нибудь объяснение его странному поведению после летних каникул.

«Интересно, почему он заговорил о Риддле? Неужели по мне так видно, что я.… А что, собственно, я?» – пронеслось у меня в голове.

Я буквально кожей чувствовала взгляды Риддла и Лестрейнджа. Я взглянула на последнего. Тот скорчил вопросительно-удивленную мину.

– Что, милая?

– С каких это пор я для тебя стала «милой»? – ледяным голосом поинтересовалась я.

– С недавних, – совершенно серьезно сказал Рудольфус.

– Перестань строить из себя идиота и меньше пей, Лестрейндж!

С этими словами я отодвинула от себя тарелку с так и нетронутым завтраком и встала из-за стола. Я дошла до выхода и тут же вспомнила, что забыла получить расписание. О, нет, только не это! Больше всего на свете мне не хотелось сейчас иметь дело с Риддлом, но поделать нечего – расписание выдает староста факультета. Непонятно почему разозлившись, я снова пошла к столу Слизерина. На полпути я внезапно почувствовала предательскую дрожь в коленках и непонятное головокружение. Я старалась не поднимать глаз, чтобы не встречаться взглядом с Томом.

«Ненавижу тебя, Риддл!» – мысленно прорычала я, приближаясь к нему.

Когда юноша заметил меня, мне показалось, что его губы опять тронула улыбка.

– Здравствуй, Беллатрикс! – безукоризненно вежливым тоном произнес Том.

Я пропустила мимо ушей его приветствие, и уже было открыла рот, для того, чтобы попросить расписание, как Риддл уже протянул мне пергамент. Его лицо вмиг стало бесстрастным, губы сжались в тонкую линию, глаза потемнели, я невольно отшатнулась. Собрав волю в кулак, я взяла у него расписание.

– Благодарю, – сказала я, порадовавшись тому, что мой голос звучал так же вежливо и холодно, как и его.

С этими словами я развернулась на каблуках и быстро покинула Большой Зал.

***

Последней парой после обеда был Уход за Магическими Существами. На этих уроках не приходилось особо напрягаться. Профессор Кеттлберн, преподававший предмет, был невысоким постоянно хромающим старичком. Казалось, единственное, что по-настоящему заботит его в этой жизни, так это лишь его «драгоценные пушистики», то есть – ужасные монстры типа гиппогрифов, акромантулов, сфинксов и остальных не менее «приятных» зверушек. Но то, что он был уже в глубоком маразме, и ему давно пора идти на пенсию, было очень на руку ученикам, так как позволяло валять дурака на его уроках и по возможности не делать домашние задания. В тот день мы проходили нюхлей – небольших пушистых зверьков, которые безумно любили все блестящее, а внешне были чем-то похожи на кротов. Нам предстояло разделиться на пары, чтобы накормить их флоббер-червями, а потом с помощью нюхлей найти зарытые монеты. Все это не составляло труда, поэтому большинство пар беседовало вполголоса…

– Слушай, Белла... – сказал Люциус, работавший сегодня в паре со мной. Наш нюхль только что нашел последнюю монету.

Я вопросительно глянула на парня.

– Ты довольно странно ведешь себя с Риддлом…

Я вскинула брови и притворилась удивленной.

– Почему ты так решил?

– Наблюдал за вами за завтраком.

– Ой, Люц, у тебя сильно больное воображение. Наверное, ты этим от Лестрейнджа заразился, да?

– О чем ты?

– Да просто вы сегодня, как сговорились - утверждаете, что Риддл все время на меня смотрит! Мне-то какое дело до этой полукровки? Пусть делает все, что захочет, меня это не касается!

– А вот в этом ты глубоко ошибаешься, Белла.

Я внимательно посмотрела на Люциуса. Он выглядел более чем серьезно.

– В чем ошибаюсь?

– Том очень уважает тебя.

– Ха! Он уважает всех, кто носит юбки! А особенно в тот момент, когда на них нет этих юбок!

– Я совсем не это хотел тебе сказать, – Люциус не шутил, а светло-серые глаза испытывающее смотрели мне в лицо. – Ты умна, проницательна, обладаешь твердым характером, хладнокровием.… Именно таких людей он ценит и собирает вокруг себя.

– Он что, король какой-то, чтобы собирать свиту? – хмыкнула я, не обращая внимания на лесть Малфоя.

Откуда ни возьмись, налетел резкий порыв ветра. Он принялся кружить по опушке Запретного Леса, расшатывая ветки деревьев и захватывая в вихри опавшую листву. Мне на голову стали падать капли, сбиваемые ветром с кустов шиповника, что росли около меня. Не обращая на это внимания, я все также не отводила взгляда от Люциуса

– Знаешь, Белла, твой недостаток в том, что ты всегда недооцениваешь людей. А Том Риддл заслуживает уважения, если не почтения и поклонения. Ты меня знаешь довольно давно и хорошо, и также ты знаешь, что вряд ли я захочу кому-нибудь подчиняться. Но Риддл совсем другое дело. Все то, о чем чистокровные волшебники только говорят направо и налево, Том приводит в жизнь без промедлений. Кто знает, возможно, когда-нибудь весь мир будет у его ног, а мы, те, кто прислушался к нему еще со школьных лет, будем самыми близкими и верными ему людьми. А то, что его ожидает великолепное будущее, считают абсолютно все.

С этими словами Люциус посадил нюхля в коробку, кивнул мне и направился в сторону замка вместе с остальными слизеринцами. Я еще долго смотрела ему вслед, стоя посреди опустевшей поляны и подставляя свое лицо порывам холодного ветра, который трепал мои волосы и заставлял слезиться глаза. Не ожидала такой длинной и многословной тирады от Малфоя. Я почему-то всегда его считала шалопаем и хулиганом, который не против напакостить старшим и совершить какой-нибудь безумный и необдуманный поступок. «Ты всегда недооцениваешь людей...» - эхом звучало в голове. Возможно, так и есть, но неужели я не права насчет Риддла? И странно то, что о нем так отзывается Люциус. Вряд ли Малфой стал бы пытаться кому-то услужить, да и остальные члены этой компании тоже. Но нет, я не желаю этого понимать! Я не желаю быть девочкой на побегушках у секс-символа школы – для этого есть целая толпа красавиц, которые годами сохнут по нашему старосте, так пусть их и кадрит. Я не из тех, с кем можно просто поиграть, пусть зарубит себе это на носу, а если будет открыто приставать... Ну, что ж... Узнает, кто на самом деле Белла Блэк…