Джинни ожидала, что ее рука мимо воли потянется к вину, но нет. Девушка оставалась неподвижной, не желая даже смотреть на бордовый напиток. Кажется, Волдеморт успел снять с нее Империус, и к Джиневре постепенно возвращались как и собственные желания, так и ощущение страха, злости и тоски.

Джинни не шелохнулась, только с вызовом посмотрела на Волдеморта, всем своим видом показывая, что не притронется к вину даже под угрозой Круциатуса.

— Джиневра… Как же мне не нравится с тобой спорить, — с сожалением произнес Волдеморт. — Неужели ты решила, что я захотел тебя отравить? Поверь мне, это последнее, что бы я сделал. Мы здесь не для того, чтобы проливать кровь.

На его тонких губах промелькнула тень улыбки, а в глазах всего на миг появилась странная задумчивость, почти сразу сменившаяся холодной иронией.

— Прошу, Джиневра, — Волдеморт снова поднял свой бокал, впиваясь в девушку пристальным взглядом.

Он не накладывал на нее Империус — это Джинни знала наверняка, но, несмотря на это, потянулась к вину. Она никак не могла отвести глаз от Волдеморта, заворожено всматриваясь в его черты и чувствуя, как сердце начинает стучать сильнее, а дыхание тяжелеет. Девушка ощутила во рту кисло-сладкий вкус вина, оно слегка обожгло горло, а терпкий запах вскружил голову.

«Мерлин, мне же нельзя пить, — невпопад подумала Джинни. — Какая же я глупая!»

Она хорошо помнила, как в прошлом году кто-то из ее соседок по комнате протащил в спальню бутылку огневиски, и тогда, едва ли не после одного стакана, Джинни стала говорить невообразимые глупости и полностью перестала отвечать за свои действия. В итоге она уснула, а наутро мучилась от дикой головной боли и с трудом припоминала подробности прошедшего вечера. С того момента Джиневра решила больше никогда не притрагиваться к алкоголю.

Вот только теперь, кажется, у нее не было другого выбора. И, сидя перед Волдемортом, сжимая в руке полупустой бокал, Джинни почти физически чувствовала, как ее алкоголь смешивается с кровью, кружа голову, разгоняя по телу жар. На лбу выступили капли пота, дышать стало труднее, но вместе с этим страх куда-то исчез. Теперь Джиневре ничего не стоило храбро смотреть на Волдеморта, всем своим видом показывая нежелание находиться с ним в одном помещении.

— Вижу, ты стала себя чувствовать значительно лучше, — констатировал Волдеморт. — Еще вина?

Его голос, хоть и оставался бесчувственным, сейчас меньше всего напоминал змеиное шипение, которое привыкла слышать Джинни. Он был негромким, бархатистым, проникающим в глубины души и вызывающим странную дрожь во всем теле — точно так же, как и было когда-то с Томом Риддлом.

«Это не он. Это не тот», — поспешно подумала Джинни, при этом рассматривая лицо Волдеморта и пытаясь найти в его чертах хотя бы что-то, что осталось от юноши, которого она когда-то знала. Так же знакомо сощуренные темные глаза, привычно искривленные в усмешке тонкие губы, но во всем остальном перед ней сидел совершенно незнакомый мужчина, пугающий, но от этого еще сильнее притягивающий к себе.

— Возможно, ты скучаешь по родным, Джиневра? — спокойный голос Волдеморта мгновенно отвлек девушку от раздумий, заставив нервно вздрогнуть и поспешно отвести взгляд.

— А почему ты из-за этого так переживаешь? Это ты меня держишь в плену, — ответ Джинни был довольно резким и, кажется, она слишком громко поставила бокал на стол. — Вряд ли тебе есть дело до моих переживаний.

Почему-то захотелось сказать что-то гнусное, оскорбительное, но так выражающее отношение девушки к этому волшебнику. Однако Джинни вовремя прикусила язык, смерив Волдеморта взглядом, полным презрения. Он, конечно же, это заметил, но демонстративно проигнорировал, не переставая ухмыляться.

— Я всего лишь хочу, чтобы моей гостье ничего не причиняло неудобств, — произнес Темный Лорд, специально подчеркнув слово «гостья», хотя с таким же успехом его можно было расценивать как «пленница».

Джинни нервно хихикнула, удивляясь, что все ее страхи так резко сменились отчаянной решительностью. Девушка залпом выпила остатки вина и подняла глаза на Волдеморта.

— И чего ты от меня ждешь? — поинтересовалась она. — Хочешь, чтобы я тебе рассказала, как лью по ночам горькие слезы, скучая по родным, а ты успокоишь меня и скажешь, что все будет хорошо?

Если Волдеморт затеял какую-то игру, то Джинни ничего не оставалось, кроме того, как подхватить ее. Вот только играть она собиралась по собственным правилам, на свой страх и риск наплевав на все желания и решения Темного Лорда. Ее до дрожи раздражали его слащавые слова, пафосные жесты и деланно добродушный вид человека, больше всего на свете беспокоящегося о ее состоянии. Что могло быть хуже подобного лицемерия?

— О, мне действительно хочется тебе помочь, моя милая Джиневра, — произнес Волдеморт. — Ведь будет куда лучше, если тебе станет спокойнее.

Выдержав короткую паузу, Джинни просто спросила:

— Чего ты хочешь?

Она подалась вперед, смерив Темного Лорда пристальным взглядом, и одновременно от этой близости чувствуя непреодолимую дрожь. Какое-то время волшебник молчал, задумчиво рассматривая оставшиеся капли вина в своем бокале. И казалось, он настолько увлекся своими мыслями и отгородился от всего внешнего мира, что рискни сейчас Джинни тихонько уйти, он бы этого не заметил. Но девушка не шелохнулась, решительно глядя на мужчину и терпеливо дожидаясь ответа; с одной стороны боясь того, что может услышать, а с другой — желая поскорее прекратить эту проклятую игру.

Волдеморт не поднял глаз, не пошевелился, а когда заговорил, в его голосе не было ни намека на какую-либо эмоцию.

— Все очень просто. Твоей покорности, — он сделал паузу, после чего всего на мгновенье поднял взгляд на замершую Джинни. — Согласись, ведь если ты сделаешь все, что от тебя требуется, будет легче нам обоим. Мне не придется прибегать к радикальным методам, а тебе страдать. Ведь чем больше ты сопротивляешься, тем хуже придется твоим родным.

И пускай Джинни ожидала чего-то подобного, она все равно оцепенела от этих слов. В сознании мгновенно нарисовались сотни разных картин, связанных с дорогими ей людьми и безликими фигурами в черных плащах. От страха у девушки задрожали коленки, во рту пересохло, но она, все же, нашла в себе силы поднять взгляд на Волдеморта. К ее большому удивлению, на его лице не было ухмылки — только холодная маска равнодушия, в очередной раз убеждающая в серьезности намерений волшебника.

— Значит, — дрожащим голосом прошептала Джинни, — если я буду делать все, что ты скажешь, с моими близкими все будет в порядке?

— Этого я гарантировать не могу, — покачал головой Волдеморт. — Но если ты будешь противиться моим просьбам, с твоей семьей точно произойдет что-то неожиданное и плохое.

Снова повисла тишина, Джинни смотрела в стену, при этом понимая, что ее страх плавно перерастает в панику.

— А Гарри? — вдруг прошептала она. Как же давно ее мучил этот вопрос, и как долго она не решалась его задать. — Что я могу сделать, чтобы ты оставил его в покое?

Страх. Ужас. Трясущиеся руки, судорожно мнущие легкий шелк платья. Джинни почти физически почувствовала, что Волдеморт напрягся еще сильнее, увидела, как его губы сжались в тонкую линию, как руки вцепились в столешницу, а в глазах всего на миг отразился уже знакомый ей багровый блеск. С трудом различая что, где и как происходит, девушка шумно вдохнула, но не отвела взгляда от Темного Лорда.

— Что будет с Гарри? — снова спросила она, громче, уверенней и резче.

— С Поттером уже все решено, — раздраженно процедил Волдеморт.

Зря, как же зря она заговорила о Гарри, но было поздно — ей все-таки удалось разозлить Темного Лорда. Но в то же время, впервые за этот вечер, пусть на несколько секунд, она почувствовала себя хозяйкой положения — всего одной фразой она выбила из колеи того, кто, казалось бы, совершенно не способен на эмоции.

— Что с ним решено? — прошептала девушка.

Волдеморт ответил не сразу, смерив Джинни тяжелым взглядом, но она не восприняла это как знак остановиться и перестать испытывать судьбу. Впрочем, ей уже было плевать на то, что произойдет дальше — она и так прекрасно понимала, что рано или поздно ее иллюзии красивой жизни гостьи Темного Лорда развеются, а реальность в очередной раз заставит пожалеть о своей глупости.

— Ты ведь хочешь с помощью меня заманить его сюда? — дрожащим от волнения, страха и злости голосом прошептала Джиневра. — Хочешь, чтобы он попал в ловушку, спасая меня? Но ведь он не такой дурак, Том… Он уже столько раз убегал от тебя, и ты думаешь, он не выживет снова? Да, он в тысячи раз сильнее тебя — у него всегда были друзья, хорошие, настоящие друзья, готовые пожертвовать ради него всем, что есть. И я лучше сама убью себя, чем позволю тебе его сюда заманить.

Джинни сама не заметила, как вскочила на ноги, как из ее глаз брызнули слезы, а слова лились сами по себе, и девушка никак не могла взять себя в руки.

— Ты просто слишком много о себе возомнил и даже не замечаешь, что раз за разом проигрываешь! И ты совершенно не знаешь Гарри! У него есть мы, у него есть я, у него есть поддержка — то, чего нет и не будет у тебя! Ты не способен ни на что, кроме пыток и пафоса! Ты жалкий!.. Ты…

Голос Джинни срывался, из-за слез перед глазами все расплывалось, руки дрожали, а по лбу катились крупные капли пота. Конечно же, она видела, что Волдеморт тоже поднялся на ноги, что находится к ней слишком близко — стоит только протянуть руку, и он сможет запросто ударить ее. Но сейчас почему-то было плевать на опасность — когда в голове билось имя Гарри, придавая девушке сил, душу распирало от ненависти, а в крови кипели алкоголь и адреналин. И Джинни действительно была готова умереть, хоть от руки темного волшебника, хоть от своей собственной, всадив себе в грудь столовый нож.

— Пытки, говоришь? — тихим шипящим голосом произнес Волдеморт. — Ты так говоришь, как будто знаешь, что это такое.

Последнюю фразу он уже прошептал ей на ухо. Джинни не помнила, когда именно Лорд придвинулся к ней вплотную, но готова была поспорить, что он сделал это намеренно, прекрасно зная, какая реакция возникает у девушки при его близости. Гриффиндорка зажмурилась, ожидая чего угодно и когда угодно, но почувствовала только легкое прикосновение его холодных пальцев к своей щеке. Это было нежно, легко, кружило голову и вмиг забирало у Джинни всю ее злость и решительность, заставляя чувствовать себя самым жалким существом на свете.

— Мне уже порядком надоели твои капризы, Джиневра, — прошептал Волдеморт. Девушка ощутила его горячее дыхание на своей шее и попыталась отодвинуться, но тут же уперлась спиной в стол. — Пусть это будет моим последним предупреждением. Круцио.

Трудно сказать, что Джинни ощутила раньше — легкое прикосновение волшебной палочки к своей голове или раздирающую, тягучую боль в каждой клеточке своего тела. Как будто тысячи крошечных раскаленных угольков выжигали все нервные окончания, дыхание перехватывало — каждая попытка вдохнуть хоть каплю воздуха заканчивалась еще большей болью по всему телу. Джинни не знала, кричала она или нет, не знала, где находится, что с ней происходит — может быть, ее плоть терзали сотни кинжалов, а, может, кости сдавливали огромные тиски, раздробляя их на мелкие кусочки. И казалось, будто девушка вот-вот распадется на крошечные частички, но тело оставалось цельным, только с каждой долей секунды еще сильнее сгорая от невыносимой боли.

Джинни толком и не поняла, когда все закончилось. Просто в какой-то момент она обнаружила себя лежащей на полу, а над собой увидела склонившегося Темного Лорда, который с бесстрастным лицом все еще держал над ней волшебную палочку, готовый в любой момент повторить пытку. Джиневра попыталась запротестовать — протянуть руку, чтобы оттолкнуть Волдеморта или хотя бы застонать, но тело по-прежнему сжималось от боли, как будто Пыточное проклятье продолжало действовать. На злость не оставалось сил — только на отчаяние и жалость к самой себе, что, впрочем, никак не могло притупить в Джинни чувство тихой ненависти к темному волшебнику. Его образ перед глазами расплывался, но она старалась держаться изо всех сил, не опуская взгляда, уверяла себя, что нужно быть сильной — ради Гарри, ради братьев и родителей, ради собственных принципов.

А Волдеморт тем временем присел на корточки и прикоснулся к подбородку Джинни, отчего та нервно дернулась.

— Тише-тише, — сказал мужчина. — Успокойся.

Собрав все силы в кулак, Джинни резко дернулась, только бы не чувствовать его прикосновений, и гневно посмотрела в темные глаза сквозь завесу своих растрепанных волос.

— Не прикасайся ко мне, — прошептала она.

Конечно, Джинни прекрасно понимала, как жалко сейчас смотрится, как, наверное, глупо выглядит со стороны, но больше ничего поделать не могла — она выбрала борьбу и должна была бороться до последнего, хотя сейчас очень смутно понимала, за что именно.

— Сейчас ты моя, Джиневра, и я могу делать с тобой все, что мне заблагорассудится, — произнес Волдеморт, и на какую-то долю секунды на его губах промелькнула нехорошая улыбка.

Это не ускользнуло от взгляда Джинни, и, больше не в силах сдерживаться, она задрожала, обхватив себя руками и с ненавистью глядя на Волдеморта. Сидя на корточках, он возвышался над ней, и почему-то именно в тот миг казался совсем ненастоящим — неподвижным, как восковая статуя, с застывшим равнодушием на лице и блестящими в свете камина темными глазами. Джинн попыталась отодвинуться, но любое движение причиняло ей невыносимую боль, словно действие Пыточного проклятия не проходило. Девушка только беспомощно зашипела, почувствовав прикосновения Волдеморта к своему лицу, желая оказаться как можно дальше от этих ледяных рук. Только темного волшебника явно не волновало ни отвращение девушки, ни ее страх, ни бессилие. Сейчас Джиневра была полностью в его власти: так, как это было много лет назад, и, видимо, так, как это и должно было быть. Девушка понимала, что противиться нет смысла, но, в то же время, не было ничего более омерзительного, чем демонстрировать Волдеморту свою слабость и беспомощность. Ведь она — гриффиндорка, и не могла сдаваться просто так.

Но что можно было поделать, когда на кону стояли жизни ее родных? Как можно было рисковать ними из-за собственного упрямства? И как жить потом, если с кем-то из дорогих Джинни людей что-то случится именно по ее вине? Конечно же, безопасность семьи, хоть какая-нибудь, стоила того, чтобы стать игрушкой Волдеморта, а что будет с самой Джинни, наверное, не так уж и важно…

— Только так ты умеешь влиять на людей, Том? — прошипела Джиневра. — Только пытать?

— Цель оправдывает средства, — просто пожал плечами волшебник. — И очень жаль, что ты до сих пор этого не поняла.

Последнюю фразу он произнес едва слышно, продолжая водить пальцами по щеке девушки. Он пристально смотрел ей в глаза, словно в испуганном взгляде Джиневры были ответы на какие-то жизненно важные вопросы. И снова он показался Джинни совсем другим, не знакомым ей ранее волшебником — холодный, бездушный, но в то же время безумный, яростный. Джинни ощутила на своей шее прикосновения его рук, и если бы у нее была возможность и силы, она бы непременно отползла в сторону, лишь бы избавиться от этих касаний, от этого отвращения и непонятно откуда взявшегося жара.

Сердце застучало быстрее, дыхание сбилось, и когда девушка отчаянно, но совершенно бессмысленно попыталась отодвинуться, сразу же была прижата к полу твердой хваткой Волдеморта. Его рука с силой сжала плечо девушки, заставляя ее чувствовать себя ненужной тряпичной куклой.

— Ты должна помнить о нашем уговоре, Джиневра, — прошипел ей на ухо Волдеморт. — Ты принадлежишь мне и будешь делать все, о чем я тебя попрошу. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы у твоей семьи возникло еще больше неприятностей. Не так ли?

Джинни ничего не ответила, только судорожно облизала пересохшие губы. Кажется, она начинала понимать, к чему клонит Волдеморт и что именно может произойти. От этой мысли дрожь в теле стала только сильнее, к горлу подступила тошнота, а на глаза навернулись слезы. Рука Волдеморта последовала к ключице, невесомо, почти нежно, но еще и властно и решительно.

— Том… пожалуйста… я прошу тебя, — прошептала Джинни, понимая, что ее голос начинает ломаться.

Волдеморт никак не отреагировал на эти слова, продолжая исследовать рукой напряженное тело девушки, и на какое-то время задержав прикосновение в том месте, где, словно сумасшедшее, стучало ее сердце. В те секунды на лице волшебника отразилось нечто, похожее на удивление, что заставило Джиневру ненадолго позабыть о страхе и ненависти и с любопытством уставиться на Волдеморта. Но к реальности ее быстро вернул негромкий, но требовательный голос волшебника:

— Что ты чувствуешь? — спросил он, но увидев, что Джинни не собирается отвечать, задал вопрос еще раз: — Что ты сейчас чувствуешь?

Джинни только сильнее обхватила себя руками и почему-то замотала головой, словно желая избавиться от каких-то ненужных мыслей. Тогда Волдеморт с силой схватил девушку за плечи, резко потянул на себя и несколько раз встряхнул. Джинни безвольно обмякла в его руках, голова склонилась на бок, а тело охватила еще более сильная дрожь.

— Отвечай, Уизли! — рявкнул Волдеморт, больше не в силах сдерживать рвущуюся наружу ярость.

— Мне… мне страшно… — глядя куда-то в сторону, прошептала Джиневра, едва шевеля пересохшими губами. — И… больно…

Она замолчала, понимая, что если произнесет еще хоть слово, то непременно сорвется на истерику.

— Что еще? — тише, но от этого не менее грубо спрашивал Волдеморт.

Джинни глубоко вздохнула, краем глаза посмотрела на Темного Лорда.

— Я… я хочу, чтобы ты меня отпустил, — все-таки из глаз Джинни брызнули слезы.

А Волдеморт, конечно же, не собирался выполнять просьбу девушки. Его руки сильнее сомкнулись вокруг ее плеч, что явно обещало на завтра отвратительные синяки, хотя Джинни уже было к этому не привыкать. Совершенно внезапно Волдеморт поднялся на ноги, рывком потянув за собой Джиневру, а она даже не пошевелилась, безвольно повиснув на руках мужчины. И если бы он разжал ладони, она бы просто-напросто упала на пол. Но Волдеморт толкнул девушку к столу, о который она тут же ударилась поясницей и вскрикнула от неожиданности и боли. А потом поняла, что волшебник стоит слишком близко к ней, непозволительно близко; а в его глазах странно сочетаются гнев, решительность, задумчивость, безумие и что-то еще, что-то, о чем Джиневра меньше всего на свете хотела сейчас думать.