— Пожалуйста, Том… Не нужно, — умоляюще прошептала Джинни, а ее голос показался ей еще более жалким, чем писк испуганной мыши.

Гриффиндорка оторвала руки от столешницы, несмело дотронулась до плеч Волдеморта, уже заранее прекрасно зная, что никакое сопротивление ей не поможет. Оставалось только до последнего делать вид, будто она ничего не понимает и изо всех сил пытаться себе внушить, что Волдеморт просто затеял очередную игру.

— Ты дрожишь, — у самого уха послышался шепот волшебника. Это была холодная констатация факта, но на миг Джиневре все же почудилось, что в его интонациях слышится скрываемое торжество.

«Конечно, дрожу. Ведь это я сейчас стою, загнанная в угол, перед темным волшебником, которого ничего не остановит», — подумала гриффиндорка, но вслух что-либо произнести не решилась.

В очередной раз попыталась дернуться в сторону, правда теперь уже без особой надежды на то, что это даст какие-то результаты, и правда — Волдеморт быстро схватил Джинни за запястья, настолько сильно сжав вокруг них пальцы, что девушка застонала от боли. Сквозь пелену слез она посмотрела на Волдеморта.

— Не прикасайся ко мне, — ломающимся голосом прошипела младшая Уизли, зная, что ее слова все равно никак не повлияют на Темного Лорда. — Ты ненормальный, отвратительный, хуже самого мерзкого садового гнома… И если тебе чего-то не хватает, то обращайся к своей Лестрейндж, она-то уж точно…

В тот самый миг Джинни на лицо обрушился сильный, обжигающий удар. В глазах потемнело, в ушах зашумело, а сознание быстро стало заволакиваться туманом. Девушка было начала оседать на пол, но хватка Волдеморта оказалась железной, и Джиневра просто повисла в его руках. Еще через миг она ощутила резкий толчок и опрокинулась на стол спиной, сбив какую-то посуду и больно ударившись поясницей. В тот же момент рука Волдеморта совсем по-хозяйски легла ей на бедро, и Джинни попыталась убрать ее, царапаясь, брыкаясь и извиваясь, но Темный Лорд был для нее слишком силен. Другой рукой мужчина схватил гриффиндорку за волосы, заставляя смотреть себе в глаза.

Впервые в жизни Джинни видела на его лице такую ярость, такой гнев — желание разорвать девушку голыми руками, долго-долго упиваясь ее болью и выслушивая невнятные мольбы. Но она уже не могла ничего сказать, только тихонько постанывала и плакала.

— Ты ничтожная, глупая и избалованная девчонка, напрочь лишенная малейших мыслительных способностей, — прошипел ей на ухо Волдеморт. — И если не хочешь по-хорошему, то могу обходиться с тобой и по-плохому, до тех пор, пока ты не поймешь, что ты не в том положении, чтобы разбрасываться словами, даже не имея представления, о чем говоришь.

Джинни попыталась что-то сказать — уже не имея представления о том, что именно собирается говорить и зачем, но в ту же секунду получила еще один удар по лицу. На этот раз Волдеморт ее не удерживал, и девушка безвольно упала спиной на стол, ударившись виском о край массивного подсвечника, который только чудом не перевернулся на ее волосы.

— И не смей ничего говорить без моего позволения! — кажется, его голос стал только громче, напоминая оглушительные раскаты грома.

Затем послышался звук рвущейся ткани, и Джиневра с ужасом поняла, что это юбка ее платья. А когда кое-как подняла голову, то увидела, что зеленый шелк безжалостно разодран на две части, открывая взору Темного Лорда ее голые бледные бедра и простое белое нижнее белье. Но он, кажется, даже не посмотрел туда, продолжая сверлить взглядом испуганное лицо Джиневры. Девушка сдвинула ноги, вжалась в стол, зажмурилась, словно это могло спасти ее от всего, что должно произойти через несколько минут. А Волдеморт молча притянул Джинни к себе, она ощутила на своем лице его теплое дыхание, и от этого по коже мгновенно прошла дрожь, возникло какое-то странное, новое чувство, совсем не имеющее отношения ни к страху, ни к боли. Игнорируя его, Джинни просто замерла на месте, ожидая любых действий от Темного Лорда, но он всего лишь задержал губы возле ее уха, едва касаясь мочки.

— Вот так-то лучше, — прошептал он, и хоть от него все еще исходила ярость, говорил он спокойнее. — В следующий раз будешь уметь себя сдерживать…

Он быстро отстранился от нее, и когда Джинни было подумала, что самое страшное позади, а ее наихудшие подозрения окажутся только плодом разыгравшейся фантазии, Волдеморт решительно дотронулся до внешней части ее бедра. Провел большим пальцем по изгибу, задевая резинку трусиков, проникая под нее, заставляя Джиневру краснеть от стыда, унижения и ненависти. Девушка не смела размыкать глаз, убеждая себя, что все происходящее — дурной сон, но близость Волдеморта каждую секунду говорила об обратном.

— Не смей закрывать глаза, Уизли! Смотри на меня! — рявкнул Волдеморт.

Джинни разомкнула мокрые от слез веки и умоляюще посмотрела на волшебника, но он оставался таким же безумным и яростным. Встретившись со взглядом Джиневры, Темный Лорд одним движением разорвал ее белье, задрал юбку платья, обнажая ее живот и раздвинул ноги девушки.

Джинни уперлась руками в плечи Волдеморта, словно все еще надеясь на его снисходительность, хотя умом прекрасно понимала, что ей никак не избавиться от этого кошмара. Девушка почувствовала, как мужчина довольно грубо провел ребром ладони между ее ног, раздвигая складки, задевая чувствительные места и нарочно нажимая на них. При этом Джинни не прекращала всхлипывать от стыда и страха. Второй рукой Волдеморт быстро сорвал с плеч девушки легкую ткань платья, мгновенно приник губами к ключице. А младшей Уизли ничего не оставалось, кроме как зажмуриться, чувствуя, как по щекам струятся слезы, а грубые прикосновения темного волшебника оскверняют ее тело.

Волдеморт быстро опустил руки, схватил Джинни за ягодицы и притянул к себе. А она рефлекторно раздвинула ноги еще сильнее, и таким образом Темный Лорд оказался зажат в их кольце, что, должно быть, его очень обрадовало. Он прикусил кожу на ее шее, отчего девушка не смогла сдержать сдавленного вскрика; провел языком по саднящему месту, оставляя на коже влажную дорожку. Вдруг почувствовав, как во внутреннюю часть бедра упирается твердая и разгоряченная плоть, Джинни распахнула глаза и снова стала извиваться, чтобы хоть на несколько секунд задержать неизбежное. Но в то же мгновение почувствовала, что все ее тело пронзает внезапная, но одновременно и тягучая боль — как Волдеморт заполняет ее собой, сухую, зажатую и совершенно не готовую для этого. Так, словно ее тело медленно, но верно воспламенялось изнутри, и это раздирало его, выжигало, почти как действие Круциатуса. И с каждым движением Лорда эти ощущения становились только сильнее, заставляя Джинни вскрикивать сквозь рыдания.

А Волдеморт словно и не замечал этого. Он просто раз за разом врывался в ее тело, глубже, больнее, а Джинни вжималась в твердую столешницу, безвольно опустив руки, уже мало переживая за то, что будет дальше. Лорд продолжал настойчиво мять кожу ее груди, время от времени больно сжимая и выкручивая соски, вызывая этим у девушки еще большие мучения. Джиневра прислонилась лбом к его подбородку, и теперь ощущала горячее сбившееся дыхание у себя в волосах. Он вынимал член и снова входил в нее, и каждый раз грубее и больнее, разрывая нежную кожу внутри нее, доводя девушку до полуобморочного состояния, когда у Джинни уже не оставалось сил рыдать, голос сорвался от бесконечных криков и всхлипываний, а каждая клеточка из-за боли ничего не ощущала.

Несколько раз Лорд бил ее по лицу — что-то кричал, приказывал, а девушка не слышала. Она слабо поднимала голову, пыталась посмотреть на него, но видела перед собой только размытый образ, с каждой секундой все больше поглощаемый темнотой. Казалось, она вот-вот умрет, или это было просто желание поскорей исчезнуть, чтобы забыть обо всех переживаемых мучениях.

Каждое мгновение ее жизни, каждая заветная и самая незначительная мечта рушились одна за другой, с тех пор, как она оказалась в этом месте в руках Темного Лорда. И сейчас пропадало последнее, что у нее было, последняя капля детства, и ее заменял настоящий кошмар, который девушка будет помнить до конца своих дней и видеть в самых ужасных сновидениях. Подобно кукловоду, Том Риддл помыкал ею с самого ее детства, словно просто ради интереса разбивая вдребезги все частички ее жизни. Сводил с ума, пьянил, манил к себе, а потом наносил удары, радуясь своей власти над беззащитностью маленькой Уизли. И с каждым разом придумывал более страшные пытки, которые, в конце концов, окончательно лишили бы гриффиндорку собственной воли и желания жить и бороться.

Вспомнился Гарри. Родной, милый и добрый Гарри, с нежными и бережными объятьями, такими далекими, но такими желанными. А теперь и вовсе казалось, что этого никогда не было. Ни едва слышного шепота, ни робких прикосновений, ни нежных поцелуев, обязательно сопровождавшихся легким румянцем на щеках. Только эти удары и толчки Волдеморта — это стало для Джинни одновременно и прошлым, и настоящим, и будущим. А мысли о Гарри впервые в жизни не вызывали желание бороться дальше, а вселяли в душу девушки еще большее отчаяние. Она окончательно лишилась сил — почти ничего не воспринимала, лишь какой-то частичкой сознания могла помнить о своем унижении.

Джинни толком и не поняла, когда именно обнаружила себя лежащей на полу у ног Волдеморта, сжавшись и издавая приглушенные стоны. Она поджала под себя ноги, обхватила собственное тело руками и уткнулась лицом в мягкий ковер, все еще чувствуя на себе отголоски прикосновений Темного Лорда. А он, как ни в чем не бывало, стоял над ней, устремив на девушку изучающий взгляд — Джиневра его не видела, только чувствовала, но и этого было достаточно, чтобы дрожь усилилась.

Потом Волдеморт присел на корточки, легко дотронулся кончиками пальцев до щеки девушки. Она попыталась отодвинуться, но на это попросту не хватило сил.

— Ты прекрасна, Джиневра, — прошептал он. — И ты одна из самых ценнейших находок, в этом можешь не сомневаться.

Джинни ощутила прикосновение мягких губ к своей щеке, и, видит Мерлин, если бы она была в состоянии, то закричала бы от ужаса. После этого Волдеморт просто выпрямился, еще на миг бросил взгляд на девушку и быстрым шагом направился к выходу. Джиневра смотрела ему вслед сквозь полуоткрытые веки, еще толком не понимая, что произошло и что будет дальше. Без Темного Лорда стало слишком пусто — гостиная показалась уж очень большой, темной и холодной, но это, разумеется, были последствия глубочайшего шока. Джинни еще неизвестно, сколько лежала на полу, глядя перед собой в одну точку — туда, где заканчивался светло-серый ковер и начинался красный паркет — и дрожала, уже не в силах ни всхлипывать, ни лить слезы.

В какой-то момент попыталась встать. Как могла прикрыла обнаженные участки тела лоскутами разорванного платья и, превозмогая боль и слабость, доползла до дивана. Там, не поднимаясь с пола и не глядя по сторонам, положила голову на подушки, прикрыла глаза, понимая, что снова на грани потери сознания. И сейчас это, вероятно, было лучшим выходом. Снова обхватила себя руками — почему-то вдруг стало невыносимо холодно, словно все сквозняки особняка поселились именно в этой комнате, решив окутать Джиневру своим холодом. Впрочем, если бы произошло именно так, девушка нисколько бы не удивилась — она привыкла, что здесь, что бы ни случалось, было направленно против нее, и даже невоодушевленные предметы делали ее жизнь невыносимой. Только теперь получилось так, что и жизни-то не стало — Джинни всего за какие-то несколько часов превратилась в бездушного живого мертвеца, которому вдруг стало плевать на все творящееся вокруг нее.

Ей не хотелось шевелиться, вставать, куда-то идти, что-либо предпринимать — теперь в этом всем не было смысла, только лишние усилия, которые никак не будут оправданы. Лучше остаться вот здесь, полулежать возле дивана и ожидать забытья, а еще лучше — смерти. И когда Джинни услышала скрип двери и едва слышные легкие шаги, она даже не пошевелилась. Какая разница, что теперь произойдет? Конечно, это Волдеморт, наконец понявший, что его пленница ему больше не понадобится, и решивший поскорей избавиться от ненужной девчонки.

Джинни не услышала спокойного голоса Темного Лорда, не увидела краем глаза зеленой вспышки. Шаги стихли — вошедший явно остановился, но девушка так и не подняла головы. Ей было плевать, как именно ее убьют и как скоро, все равно это рано или поздно произойдет.

— Уизли? — услышала она тихий дрожащий голос, и то, что он принадлежал не Волдеморту, даже не заставило ее поднять голову и посмотреть на появившегося волшебника. — Эй, Уизли, это ты?

Эти слова прозвучали уже громче, но, тем не менее, Джинни все так же не реагировала на них. Конечно, это был шок — ужас от пережитого, страх, что подобное повторится и желание абстрагироваться от окружающего мира, только бы не впустить в свою душу еще больше страданий. Нормальная реакция для испуганной, загнанной в угол девчонки, которой в этой жизни не осталось ничего, кроме ожидания очередной опасности. Сейчас она казалась слишком маленькой, слишком беззащитной — в порванном платье, с растрепанными волосами, заплаканными глазами, смертельно бледным лицом, на котором так ярко выделялись опухшие губы и рыжие веснушки. Вот только видеть Джинни такой: сломленной, забитой и сжавшейся, было более чем непривычно, если не сказать парадоксально. Ведь это должна быть яркая, бойкая, сильная гриффиндорка, никогда ни перед чем не останавливающаяся и никак уж не ассоциирующаяся с этим жалким существом, которое заставляло сжиматься даже самое черствое сердце.

Джинни почувствовала легкое прикосновение к плечу, и это неожиданно вызвало у нее бурю эмоций: она мгновенно закричала — от неожиданности и страха, что ее кошмары не закончились. Вскочила, запрыгнула на диван, где тут же сжалась, желая сдержать еще более сильную дрожь. Потом подняла глаза и посмотрела перед собой сквозь завесу растрепавшихся рыжих волос. Замерев, она рассматривала стоящего перед ней белобрысого, пожалуй, слишком худого юношу в черной мантии, на фоне которой его бледное лицо казалось еще светлее, а покусанные губы напротив, слишком выделяющимися. Драко Малфой смотрел на нее, нахмурившись, не скрывая своего удивления. Он, было, сделал движение, чтобы приблизиться, но мгновенно осек себя, явно опасаясь нового приступа страха девушки и ее резких криков. А Джинни только попыталась поправить на себе лоскуты платья, чтобы хоть как-то прикрыться, снова обняла себя и опустила голову. Поймала себя на мысли, что ей нет дела до Драко Малфоя, до того, что он здесь делает и что собирается сотворить с ней. В любом случае, самое страшное уже произошло. Наверное, Джинни должна была испытывать стыд, особенно, перед этим гадким слизеринским хорьком, ей должно быть не по себе, оттого, что он видит ее в таком состоянии, что она настолько унижена, но всего этого не было. Возможно, из-за того безмолвного удивленного взгляда Драко, который впервые в жизни при встрече не сказал ей какую-нибудь гадость. Надо же, Джиневра даже не испытывала к нему ненависти, как это было прежде! Только равнодушие и, может быть, где-то в глубине души, долю тоски — как-никак, а Малфой был крохотной, пусть и неприятной, частью ее прежней жизни.

— Уизли, ты меня слышишь? — голос Драко прозвучал неожиданно громко, что заставило Джинни сильно вздрогнуть и резко поднять голову.

Она встретилась глазами с Малфоем, и заметила, что помимо удивления в его взгляде есть что-то еще — незнакомая ей заносчивость, а что-то непонятное, заставляющее сердце болезненно сжиматься. Джиневра медленно кивнула, в знак того, что она его и правда слышит. А потом снова нахмурилась, сжала кулаки. Ей показалось, что Драко хотел ей что-то сказать, но, видимо, передумал, и вместо этого просто сел рядом. Наверное, просто по-другому свое участие Малфой высказать не мог. В тот момент Джинни готова была снова залиться слезами, просто от грусти и благодарности, но ей чудом удалось себя сдержать: все же, ей не хотелось показывать перед Драко еще и свои слезы.

— Только не нужно меня жалеть, — прошептала она, понимая, что громче говорить просто не в силах, да и ее голос больше походил на всхлип.

В ответ Малфой только пожал плечами.

— Я и не собирался. Да и не думаю, что тебе это сейчас так нужно, — произнес юноша.

Он был прав, конечно, он был прав; да и в этом месте просто не могло быть жалости, только боль, унижение, равнодушие и, в крайнем случае — молчаливое понимание.

— Тебе лучше здесь не оставаться, — через какое-то время произнес Малфой и, окинув взглядом девушку, добавил: — К тому же, в таком виде. К десяти здесь обычно собираются не самые приятные люди, а, увидев тебя…

Драко резко замолчал, но Джинни и не нужно было объяснять, что будет дальше — после произошедшего сегодня она стала понимать намного больше, чем хотела бы. Молча смерив взглядом Малфоя, она глубоко вздохнула и попыталась встать с дивана. Силы внезапно куда-то пропали, ноги отказались слушаться, голова пошла кругом, а перед глазами появились темные пятна. Девушка снова плюхнулась на диван, пытаясь хоть немного прийти в себя и как можно сильнее спрятать бедра под тем, что когда-то было роскошным платьем. В ту же секунду почувствовала, как ей на плечи что-то ложиться, а когда подняла голову, увидела, что Драко стоит над ней и пытается укутать ее в собственную мантию. Это было так странно, что Джинни на несколько мгновений опешила: с каких это пор Драко Малфой решил кому-то помочь, да еще и ей, девушке своего главного школьного врага. Но, встретившись взглядом с юношей, она поняла, что в нем показалось ей странным — это был страх. Боязнь того, что может произойти в следующую секунду, что в один миг он потеряет все так же, как и потеряла Джинни; это было безмолвное, возможно, даже неосознанное понимание и желание получить в ответ то же самое.

Джинни подняла руку, хотела дотронуться до Драко — в знак благодарности и такого же сочувствия, но быстро осекла себя, увидев, что ее ладонь вся в крови. Снова нахмурилась, закусила губу, опустила руку и быстро, с излишним старанием вытерла ее о лохмотья. На лице Малфоя на миг отразились смешанные чувства — и омерзение, и сочувствие, но он все же застегнул на мантии несколько застежек, после чего отступил на шаг назад.

— Ты найдешь комнату, где живешь? — ровно спросил он.

В ответ Джинни только слабо кивнула. Конечно, она совершенно не помнила, куда именно ее поселили, где находится ее спальня, кроме того, что она в левом крыле и на третьем этаже. Но ей вдруг отчаянно захотелось побыть одной, и, как бы она не была благодарна Драко, его присутствие только давило и начинало раздражать. Поэтому Джиневра кое-как собрала все силы, решительно поднялась с дивана и направилась к двери. Только выходя из столовой, она на миг обернулась, чтобы прошептать одними губами: «Спасибо», после чего зашагала в сторону темной лестницы.